Франсин Тун - Дочь ведьмы [litres]

Старик тяжело кашляет.

– Ну, все скоро изменится! Хотя да, я помню. Это ужасно, вся эта возня. Если тебя выбрали последним, это же ужас. А еще я всегда спускал рукава до самых запястий, чтобы девочки хватались за ткань, а не за мою руку.

Он смеется вместе с Сэнди. Еще один мужчина, тот, что в рубашке с Робом Роем, подходит к сцене с банками пива под мышкой. Найл берет одну из них. Фляжка с виски лежит у него в заднем кармане. Ее он приберег на потом.

– Да, – вздыхает Найл, – девчонки в школе дразнят друг друга и спорят о том, кто с кем будет танцевать, ну и все такое. Она на этом зацикливается.

Если бы только это…

– Ну, – удовлетворенно говорит Сэнди, – ты только погляди на эту кучу народа. Мы объехали весь Кейтнесс, пересекли Сазерленд и замечательно провели время. Я мог бы многое тебе рассказать. После этой ночки надо устроить небольшой перерыв. А Лорен твоя однажды точно прочувствует, что такое настоящие танцы, так ведь?

В разговор вмешивается старик:

– Это напомнило мне об одной встрече. Однажды я познакомился… – Найл едва сдерживается, чтобы не вставить «с мамой Кристины», – …с Лилит, несколько раз она приезжала сюда, очень давно. Мне было так больно узнать, что она… Ну, ты понимаешь. В прошлом году. Очень жаль. Надеюсь, ты держишься, приятель.

Найл пожимает плечами. Похороны напомнили ему, что за старая сука была его теща…

– Да. Все нормально. Спасибо. – Он берет гитару, видя, что музыканты потихоньку возвращаются на сцену, а гости – на танцпол. Один из желающих повеселиться подходит к самой сцене: он в килте, а в носки вместо традиционного скин ду [3] Скин ду – предмет национального шотландского мужского костюма, небольшой нож с прямым клинком. По общепринятой легенде, традиции гостеприимства требовали, чтобы в гостях имеющееся оружие находилось на виду. Наиболее удобным местом для открытого ношения ножа у горца, облаченного в килт, были чулки, и, приходя в гости, горец перекладывал нож из тайного вместилища за подвязку гольфа. у него вставлена зубная щетка. Толпа веселится от души.

В дальнем конце зала он замечает какую-то женщину, с волосами того же цвета, что и у Кристины. Он почти не видит ее лица. Вообще, когда он пьян, то в голове крутятся разные мысли и образы. Как они там появляются, он понятия не имеет, однако порой они сильно портят ему настроение. Перебирая струны, он представляет себе Кристину, впервые приехавшую в его город из Эдинбурга. Он увидел, как она покупает пачку овсянки у местного бакалейщика. И сразу обратил внимание на характерный акцент жительницы западного побережья. Лето тогда выдалось солнечным, но довольно прохладным. А Кристина оказалась достаточно закаленной, поскольку на ней был лишь зеленый топ на тонких бретельках. Его внимание привлекла кельтская лента, набитая на верхней части ее бледной руки. К тому времени у него и самого появилась свежая татуировка – замысловатый крест на левой лопатке. Ее темно-русые волосы были выкрашены хной и заплетены в сложную косу. Дома она любила заплетать две косички. Тогда он нарочно звал ее Минни Минкс [4]. Ему почему-то нравилось, что ее раздражает такое прозвище.

Найл продолжает пить весь остаток вечера. Перед заключительным танцем он нетвердой походкой направляется в дальний конец зала, но все равно не может отыскать ту женщину. Чувствуя себя неловко, он по извилистому коридору направляется в роскошный гостевой туалет, чтобы отлить и заодно покончить с остатками виски в своей фляжке.

Прислонившись к пустой кабинке, он вспоминает, что, когда встретил Кристину в бакалейной лавке в Страт-Хорне, на ней были длинная черная юбка и ожерелье с пурпурным камнем, но эти детали вполне могли стать плодом его воображения. Он тихо поздоровался с ней, когда она собралась уходить. Она повернулась, и тогда он понял, как она красива. И как удивительно молода! На вид ей было всего лет восемнадцать. Она подозрительно взглянула на него. Ее голова едва доставала ему до плеча. Он заметил, что стоит слишком близко, и отступил…

Покачав головой, Найл моет руки. Когда он пробирается обратно, то снова вытягивает шею в сторону заднего ряда кресел, но они пусты. Около сотни гостей выстроились в ряд, мужчины и женщины становятся лицом друг к другу. Найл все еще чувствует, что с ним творится что-то странное, но все равно забирается на сцену, чтобы продолжить игру с остальными участниками группы. Когда толпа начинает кружиться в танце, боль опутывает его голову, словно паутина. Он тайком озирается. Некоторые танцуют довольно небрежно, то и дело натыкаясь на соседние пары и едва не валясь с ног. Многие виснут на своих партнершах или вообще запрокидывают голову назад, путая движения. Найл чувствует, что ему нехорошо. Вот группа из гостей помоложе что-то вопит во весь голос, вот кто-то размахивает бутылкой. Молодой человек с вьющимися волосами притягивает партнершу к себе поближе, пытаясь выдержать ее пристальный взгляд. Девушка оглядывается через плечо и выскальзывает из его объятий, как того требует танец, чтобы покружиться с другим мужчиной. Потом они должны снова поменяться партнершами.

Найл чувствует, что затекли руки. Он вновь замечает ту же фигуру в дальнем конце комнаты. Женщина сидит в кресле у двери и наблюдает за происходящим, но он не может толком разглядеть ее в толпе. На затылке собирается холодный пот. Он тут же принимает решение сосредоточиться на игре. Ему не хочется ударить лицом в грязь и подвести остальных музыкантов. Однако в животе у него все бурлит и клокочет…

Тут на него снова накатывают воспоминания. Только на этот раз какие-то очень странные. Ванна, залитая кровью. Пятна крови в раковине. Зубы… Он пытается вспомнить: может, подрался с кем-то? Получил сотрясение… Тошнота усиливается. Он помнит, как мыл чьи-то волосы в ванной. Женские длинные волосы, почти полностью закрывающие лицо… Кровь в ванне. Зубы в раковине.

Он перестает играть. Сэнди озадаченно поглядывает на него – впрочем, как и остальные. Он пытается продолжать и не сбиться с ритма. Когда последняя песня подходит к концу, он снова уходит со сцены. Он расталкивает танцующих, направляясь к ближайшему туалету. Потом оглядывается и, прищурившись, замечает в глубине зала Катриону. Неужели она протанцевала всю ночь? Вряд ли, скорее всего, зашла, чтобы посмотреть на оркестр и послушать музыку. Найл протискивается в туалетную кабинку, и его тошнит в раковину. Он набирает полный рот воды из крана, сплевывает, затем вытирает лицо рукавом. Потом снова проталкивается к выходу, в последний раз оглядывая главный зал. Только что прозвучал последний аккорд, и танцоры валятся с ног от усталости. Он направляется к задней двери и глубоко вдыхает холодный воздух. Видит звезды – чистые твердые точки света на темном небе – и начинает чувствовать себя немного лучше. Чья-то тяжелая рука хлопает его по плечу. Малкольм.