Роберт Маккаммон - Слышащий [litres]

Что подарить имениннице, он придумал с легкостью. В первую встречу над ними кружила желтая бабочка, будто фея из сказки, опутывая их невидимыми нитями все крепче и крепче. Бабочка сперва села на шляпку Эйвы, а затем перепорхнула на плечо Кертису. «Ты никак подслушивать собралась?» – спросил он бабочку и развеселил этим девушку. Смех ее переливался, точно вода в садовом фонтанчике. В подарок Эйве Кертис купил брошку. В четверг после работы он проехался по магазинчикам вдоль Кэнэл-стрит и в одном из них наткнулся на маленькую лакированную желтую бабочку с золотистыми камушками на крыльях. Брошка обошлась ему дорого, но она того стоила. Эйва того стоила.

Увидев впереди поворот на Гавэрнор-Николс-стрит, Кертис, желая поскорее оказаться рядом с Эйвой, прибавил скорости и понесся во весь опор. В поворот он вошел так, что тележка за ним чуть не перевернулась. Кертис проскочил между автомобилей и под пронзительные гудки клаксонов помчался на север. Вдоль Гавэрнор-Николс-стрит располагались дома богатых и уважаемых людей, укрывавшихся от посторонних взглядов либо за каменными стенами, либо за коваными железными заборами.

Отец Эйвы Гордон владел в Тримее двумя продуктовыми магазинами. Мистер Гордон был честным малым и на такие продукты, как репа, стручковая фасоль и свиные щеки, цены не заламывал. Дела у него шли хорошо, и он быстро добился успеха.

Впереди замаячили роскошные черные автомобили, один за другим останавливающиеся у особняка Гордонов.

«Столько уважаемых семей, все сливки Тримея собрались! Разве мне тут место? – засомневался было Кертис и сразу же успокоил себя: – Да брось, тебя же пригласила сама виновница торжества!»

Он спрыгнул с велосипеда, надел пиджак, снял со штанин прищепки и, толкая велосипед, двинулся к дому размеренной поступью джентльмена.

Весь двухэтажный особняк Гордонов буквально пылал разноцветными огнями. Великое множество свечей в светильниках освещало высокий кованый забор и крыльцо. Сад украшали фиолетовые, оранжевые и зеленые бумажные фонарики. У распахнутых ворот Кертис занял очередь: перед ним стояли разодетые в пух и прах молодые люди. Никого из них Кертис прежде не видел. Они показывали швейцару в смокинге пригласительные открытки с красивым тиснением и один за другим проходили внутрь. Наконец очередь дошла и до Кертиса. Швейцар глянул на велосипед с таким презрением, словно это был гигантский протухший сом, выловленный с грязного илистого дна Миссисипи.

– Пригласительный есть? – нахмурив густые седые брови, строго спросил он.

– Мм… Нет, сэй, у меня нет ничего такого. Эйва Гордон пригласила меня лично.

– Имя?

– Кертис Мэйхью.

– А, – отозвался швейцар, – тогда вам туда, за угол. Проходите через кухню, пожалуйста. – И затянутой в белую перчатку рукой указал Кертису на мощеную дорожку, терявшуюся где-то в кустах. Сказав это, он тут же переключился на других гостей, уже протягивавших ему пригласительные.

«Почему через кухню?» – хотел было уточнить Кертис, но люди в очереди в нетерпении напирали, и он ретировался. Молодой человек покатил велосипед по дорожке, обошел дом и обнаружил в кустах еще одни ворота. С заднего дворика слышались болтовня и веселый смех. На лужайке дворика он увидел гостей. Лужайку, точно так же, как и дом, освещали разноцветные бумажные фонарики. Их свет отражался от медных духовых инструментов, начищенных до ослепительного блеска. На сцене, украшенной фиолетовыми и зелеными ленточками и шарами, готовились к выступлению музыканты маленького джаз-бэнда. Кертис уже собирался было присоединиться к гостям, как вдруг из дверей подле кованых ворот ему навстречу вышла стройная мулатка в красном платье. Ее совершенный, по скромному мнению Кертиса, образ завершала драгоценная тиара в волосах. Мулатка глянула на велосипед, на юношу и спросила:

– Ты артист?

– Нет, мэм… Я Кертис Мэйхью. Меня пригласила…

– Велосипед – под дерево, а сам ступай вон туда, – скомандовала она, указала на дверь и поспешно скрылась, оставляя за собой ароматный шлейф лимонных духов.

Кертис поставил велосипед, поправил галстук, одернул рубашку и достал из тележки подарок. Он прошел в дверь и оказался на кухне. На бесконечно длинной плите стояли полчища кастрюль. В клубах пара над ними колдовали три повара, а руководила ими, по-военному отдавая приказы, полная женщина в белом фартуке и бирюзовой шапочке. Кертиса вдруг бросило в жар, и он весь как-то сник.

– Ты кто такой? – Женщина так зыркнула на него, что бедняге захотелось провалиться сквозь землю.

– Кертис Мэйхью.

– А… Ты тот самый… – Она увидела коробку и поинтересовалась: – А это еще что?

– Это мой подарок мисс Эйве.

– Не стоило, – сказала толстуха и забрала коробку. – Я прослежу, чтобы она получила подарок. Твой столик уже на заднем дворике. – Тут что-то загремело и зашипело, и женщина заорала: – Эй, Руфус, что-то я не поняла, ты чем собрался гостей кормить: супом из бамии или пригоревшей грязью?

– Мой столик? – переспросил Кертис. – Вы, кажется, что-то…

– Да хватит уже спорить! – прикрикнула толстуха, и юноша понял: еще чуть-чуть, и эта женщина, как боевой корабль, выстрелит из всех орудий. – У меня нет времени все тут тебе разжевывать, понял? Там в саду шестьдесят голодных ртов, и эти голодаи с минуты на минуту завоют: «Дайте нам еще супа, еще раков, еще цыплят, еще едальянских фрикаделек!» Так что вытряхивайся уже отсюдова за свой столик!

Кертис отшатнулся. Что-то явно пошло не так, но что именно, он никак не мог взять в толк. Толстуха развернулась и водрузила его подарок на самую верхнюю полку, подальше от пышущих жаром кастрюль. Кертис открыл было рот, чтобы возразить командирше, но слов не нашлось.

«Разыщу Эйву во дворике, и тогда это недоразумение разрешится само собой», – подумал он и поспешил к выходу.

А грозная женщина между тем переключилась на повара и поносила его на чем свет стоит за пережаренные кукурузные клецки.

Посреди лужайки Кертис увидел пестрого, в яблоках, пони, привязанного фиолетовой лентой к колышку. Вокруг пони за столиками сидели нарядные гости. Внимание молодого человека привлек огромный торт. Ничего подобного он в жизни не видел. Торт высился, точно кафедральный собор, облитый сиреневой и зеленой глазурью. Три необъятных коржа один за другим тянулись к небу, а венчали все это великолепие восемнадцать пока еще не зажженных белых свечей. Торт стоял в центре платформы, в окружении больших металлических ведер с кубиками льда. Двое слуг в смокингах без передышки обмахивали его гигантскими веерами из тростника, поддерживая вокруг торта прохладу и отгоняя мух. Третий слуга, стоявший возле хрустальной чаши для пунша, разливал по стаканам пенистую зеленую жидкость. Трубач на сцене отер мундштук платком и облизал губы. Барабанщик, проверив парой ударов бас-бочку – на ней красовалось название «Вэнгуардс» – и сыграв дробь по малому барабану, дал понять гостям, что музыканты готовы к выступлению.