Татьяна Ван - Театр тьмы [litres]

– Кто там? – осторожно спросила я, но в ответ услышала лишь тишину. Мне было страшно смотреть в глазок, поэтому я наклонилось и, задержав дыхание, приложила ухо к замочной скважине. На лестничной клетке тихо потрескивала и мигала старая лампочка.

– Джейн? – спросила я и выпрямилась. Сердцебиение участилось, а дыхание, которое я недавно задерживала, стало рваным.

Мне снова никто не ответил. Прикусив губу, я все-таки посмотрела в глазок. И тут по моей спине пробежали мурашки – в дверь снова постучали, но на лестничной площадке никого не было. Я смотрела на пустое пространство. Только старая потрескивающая лампочка мигала, требуя ее незамедлительно заменить.

– Бред, – выдохнула я и отпрянула от двери, глядя на нее со страхом. И тут раздались глухие шаги. Топ. Топ. Топ. Кто-то поднимался по лестнице. Торопливо и очень нервно. Я вновь затаила дыхание. Шаги смолкли. Послышалось шарканье ботинок. На этот раз неуверенные, будто человек, который стоял возле двери, не решался в нее постучать или позвонить. Я поморщилась, не зная, чего ожидать. Пока сердце тарабанило в груди, как ненормальное, мозг просто вышел из строя. Я стояла, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.

Спустя несколько минут в дверь позвонили. Неприятная трель вывела меня из оцепенения, и я вздрогнула всем телом. Никогда прежде звонок не казался мне таким противным и оглушающим. Хотелось закрыть уши ладонями и свернуться калачиком под столом.

– Кто там? – осторожно спросила я, снова прижав ухо к двери. Внутри все сжималось от страха, но я попыталась придать голосу спокойствие.

– Это я, Сара, – ответил слишком знакомый голос с лестничной площадки.

Когда я поворачивала ключ в замке, у меня дрожали руки. Щелчок. Еще один. Дверь распахнулась. На пороге с небольшим букетом карликовых ромашек стоял Джеймс. Когда наши взгляды встретились, он смущенно улыбнулся и виновато вытянул руку с букетом:

– Пустишь?

– А надо? – надменно уточнила я. Однако в это же время отодвинулась, освобождая проход.

Меня еще трясло, но я сделала вид, что все нормально. Когда Джеймс прошел в квартиру, я вышла на лестничную площадку и посмотрела, не прячется ли какой-нибудь хулиган внизу или наверху. Нет. В подъезде стояла тишина, и только сломанная лампочка на моем этаже неприятного трещала и мигала.

– Прости, что без приглашения, – разуваясь, сказал Джеймс. Он глубоко дышал, словно только что пробежал стометровку. Цветы я у него не взяла, поэтому мой бывший молодой человек держал их у себя в руках, и они явно мешали ему снять обувь. Шнурки запутались. Нужно было наклониться и развязать их, но Джеймс не мог сделать это из-за букетика ромашек. В прихожей не оказалось ни тумбочек, ни стульев. Парень мог положить цветы только на пол, а этого сделать Джеймсу не позволяло воспитание. Или смущение, которое окольцовывало его с каждой минутой, как ядовитый плющ.

– Да ничего, бывает, – вздохнула я, понимая, что начинаю перегибать палку. – Давай цветы, поставлю их в воду.

Парень протянул букетик. Я взяла цветы в руки и пошла на кухню, чтобы поставить их в небольшую бледно-розовую вазочку. Проходя мимо зеркала, краем глаза увидела, что в нем мелькнуло что-то черное, но не придала этому значения – посчитала, что мозг из-за недавней тревоги снова начал шутить надо мной.

Джеймс зашел на кухню, когда я уже сидела за столом и с настороженностью зайца наблюдала за ромашками, будто бы ожидая, что из них выползет змея и укусит.

Джеймс все еще был скован. Держался не так, как обычно, будто чувствовал – я знаю, что у него другая, а у меня… другой? Нет, у меня никого не было. В отличие от Джеймса.

Но, как бы я ни старалась, создать из себя оскорбленную и до глубины души обиженную девушку не получилось. Не тот характер. Отходчивость – как врожденный порок. Ты простишь всех и вся, даже несмотря на то, что люди этого не заслуживают.

– Джеймс, расскажи мне все, – вместо тирады попросила я, – и расстанемся друзьями.

Он молчал. Сидел напротив и смотрел на край стола, пока я прожигала его взглядом.

– Прости, – сказал Джеймс, оставаясь все в том же положении.

На улице зашумели машины – я совсем забыла, что недавно открыла окно, чтобы проветрить квартиру. Я сделала это сразу, как только пришла от Мэри. Как странно… казалось, встреча с Мэри была на той неделе, хотя с нашего разговора прошло только несколько часов. Если не ошибаюсь, пять или шесть.

– Прости за случай в подъезде. Я не хотел этого.

– Простила.

– То, что я наговорил…

– Забудь. Я знаю, что ты обо мне другого мнения.

– А еще я пришел сказать, что хочу построить отношения с другой девушкой.

– Хорошо, – спокойно выдала я.

Я попыталась улыбнуться, но лицо словно окаменело. И внутри снова вскипела злость. Образовавшись в районе солнечного сплетения, она поднялась по пищеводу к горлу, готовясь вырваться из меня бранными словами. Я глубоко вздохнула. Сердцебиение участилось. Прикрыв глаза, я попыталась представить, что плыву по реке. Самое нелепое в этой ситуации было то, что я понимала: мое состояние вызвано не ревностью из-за сильной любви к человеку, который сидел по другую сторону кухонного стола. Во мне играло самомнение и самолюбие. «Кто он такой, чтобы бросать меня? Как он мог полюбить другую, когда у него есть я?» Женщины – странные существа. Мы не выносим измен не только любимых мужчин, но и тех, кто нам не сильно интересен. Мы хотим держать под юбкой целый мир, не думая о том, что ткань может не выдержать и треснуть.

– Мы так часто смотрели фильмы Вуди Аллена, что не заметили, как стали походить на его персонажей, – вдруг засмеялась я.

– Персонажей?

– Помнишь наш любимый фильм «Полночь в Париже»? [31] «Полночь в Париже» ( англ . Midnight in Paris) – художественный фильм Вуди Аллена, премьера которого состоялась на 64‐м Каннском кинофестивале 11 мая 2011 года. Сюжет: пара молодых влюбленных прилетает в столицу Франции. Герой – Гил Пендер, романтично настроенный сценарист, считающий, что родился не в свое время. Его непреодолимо тянет к романтике богемной жизни начала ХХ века – это время овеяно для юноши завораживающим флером таинственности и притягательности. Невеста, напротив, чувствует себя абсолютно гармонично в череде посещений бутиков, шумных посиделок в ресторанах, встречах со старыми приятелями. Бродить по улочкам Парижа Гил уходит один, встречая в антикварном магазинчике Габриэль, родственную романтическую душу. – спросила я тоном, полным доброты. Мне вдруг стало весело. Ненависть испарилась, а ее место заняла радость. Только тогда, глядя на Джеймса, я поняла, как нелепы были наши отношения, как глупы и банальны слова, которыми мы одаривали друг друга день ото дня.