Алексей Калинин - Кардиограмма любви [СИ]

— Что ты, что ты. Мы уберем сами. Но радует такая готовность помочь. Возможно, нам в скором времени понадобится твоя помощь. А может и не понадобится.

Татьяна видит стальной блеск в серовато-голубых глазах Натальи. Да уж, если такой женщине помощи не окажешь, то могут возникнуть небольшие проблемы с зарплатой. А спорить с главным бухгалтером можно, но крайне осторожно.

— Хорошо, я всегда рада помочь хорошим людям, — последние два слова даются Татьяне особенно тяжело.

Она берет свой телефон и выходит. У неё появляется желание содрать кожу, чтобы хорошенько её простирнуть и одеть обратно. Мерзкое, гадкое ощущение не хочет проходить до самого вечера.

— Перестань ты, мы уже сделали свое дело, так что Сергею пока ничего не угрожает. Ну расслабься, а то у тебя такое лицо, будто находишься на допросе у фашистов и ничего не хочешь им рассказывать! — увещевает Андрюша, стараясь развеселить Татьяну, но получается у него это крайне плохо.

— Как же так? Почему?

— Ты сама знаешь ответ. Но может это тебя утешит — после того, как ты вышла, они решили, что тебе можно доверять. В самое ближайшее время жди предложения, от которого ты не сможешь отказаться.

— Ох, ну и задала же ты мне задачку, — от столика распрямляется фигура Светланы.

— А ты как хотела? Всё постигается трудом и образованием. Нет, можно, конечно и красивым личиком с обалденной фигуркой добиться. Однако, это диеты, это упражнения, это утомительный труд, который похлеще учебы. И знаешь, что моделям не платят пенсию? То есть девчонки идут за шансом, одним из ста тысяч. Вместо того, чтобы учиться и развиваться, они ждут шанса. А если шанса нет, то у нас появляются новые официантки, или того хуже — новые проститутки. Я тебя достаточно мотивировала? — усмехается Татьяна.

— Д-да, я буду учиться, — икает Светлана. — Как дела на новой работе?

— Нормально. Разбирала почту, входила в курс дела, стаскивала с супруга начальницу отдела по рекламе. Рутина, так сказать.

— Чего делала?

Вот если взять слово «удивление» и приставить к нему лицо Светланы, то его запросто можно вставлять в азбуку. Дети сразу будут узнавать эту эмоцию.

— Да, Светочка, принялись за моего мужа серьезно. Пшикнули в лицо какой-то гипноштукой и заставили раздеться, чтобы снять компромат. Ты пока новую программку с телефона не удаляй — вдруг ещё пригодится.

— Как же так?

— А вот так, мир бизнеса жесток и в нем нельзя давать слабину. Слабое место Сергея — это я, и поэтому недруги пользуются его растерянностью и отвлеченным вниманием. Ладно, не буду тебя задерживать. Очередной платеж в твоей сумочке, так что жду завтра в это же время. Надеюсь, я не сильно тебя утруждаю?

Светлана колеблется. Оно и понятно — весь день просидеть в комнате, откуда выйти можно только в белый свет. В свет без конца и края. Одна, без разговоров с людьми. У Татьяны хотя бы был Андрюша, а у Светланы жизнь проносится мимо. В угоду лежащей в коме женщине.

— Я приду.

Андрюша пропускает мимо себя Светлану и укоризненно смотрит на Татьяну.

— Не смотри так. Если бы не необходимость, я бы лежала и ждала выздоровления. Сам же всё видишь!

— Вижу, но девочку немного жалко.

— Ты знаешь, нам почему-то всех жалко, кроме родных. Мы можем потеснить любимого человека, чтобы по дорожке прошел незнакомец. Мы можем обидеть родного человека, но боимся обидеть незнакомого хама. Мы можем сделать что-то для других, а для своих ленимся сделать тоже самое. И вот только когда мы можем потерять любимого и дорогого… вот только в этот момент вспоминаем, что лишь для этого человека мы живем.

— Значит, тебе её не жалко?

— Жалко. Очень жалко, поэтому и стараюсь устроить её жизнь. Да пусть она хоть обноется, пока читает и учится, но потом она скажет мне спасибо за эти знания.

— Я не о знаниях говорю. Я имею ввиду, что она даже не из-за денег тебе помогает.

— Вижу, Андрюша, вижу. Но пойми, друг, я тоже хочу вернуть свое счастье. Я буду рада, если она останется работать в нашей компании. Девчонка она смышленая, так что из-под моего крылышка выпорхнет отличная работница, которую со временем можно будет поставить руководить каким-нибудь отделом.

— Всё это прекрасно, но я не об этом.

— Я знаю, о чем ты. И мне пока тяжело на это отвечать. Давай пока оставим всё как есть, а с проблемами будем разбираться по мере поступления?

— А сегодня в Москве прекрасное утро. Пахнет свежестью влажной листвы. Недавно моросил мелкий дождик, а теперь солнце убирает лужи. Мы находимся на Берсеневской набережной. Свое название набережная получила в связи с тем, что в старину здесь находились сады, в которых произрастало огромное количество кустов крыжовника. Берсень — старорусское название этой ягоды. Вторая, более распространенная версия происхождения названия одной из московских набережных, связана с человеком по фамилии Берсень-Беклемишев. Это достопочтенный дворянин, который шестьсот лет назад являлся владельцем данной территории. Он известен тем, что приказывал своим подданным устанавливать решетки, которые в темное время суток защищали его владения от непрошенных гостей.

Если бы можно было установить решетки от этого навязчивого голоса, то Сергей незамедлительно это сделал. Но, увы, руки и ноги не повинуются, не хотят двигаться. Глаза открываются с трудом, в каждом не меньше детского совочка просеянного песка.

Понемногу предметы принимают более четкие очертания. Вместе со зрением приходит и кровообращение — миллиарды мельчайших иголок впиваются в руки и ноги. Сергей с трудом сдерживает стон. Это временно. Ведь это можно пережить и всё будет как прежде. Время многое лечит, хотя оно же медленно убивает.

— Светит яркое солнышко и воробьи стараются помыться в высыхающих лужах, чтобы потом обсохнуть в теплых лучах, — вещает бодрый голос из кухни.

Неужели вчера забыл выключить телевизор? Да нет, не может быть. «Плазма» должна отключаться сама, если в поле её телевизионного зрения не происходит никаких движений. К тому же — вместе со звуком приходит терпкий запах кофе и яичницы с беконом.

— Таня? — Сергей всё ещё не отошел ото сна.

— Нет, не Таня. Даже близко не Таня, — гудит с кухни знакомый голос. — Сам встать сможешь, или тебя на руках принести? Давай шустрей, а то опаздываем.

— Михалыч, ты как здесь?

— А ты ничего не помнишь?

— Нет, башка чугунная, будто вчера уснул в ванне со спиртом.

— Ну, почти так и было, — в дверях комнаты показывается Леонид Михайлович с подносом. — Подвинься. Вот так, теперь налетай, а я пока расскажу, что и как. Эх, зря тебе вчера Абрамыч снотворное вколол. Ну, а иначе ты весь офис в десна перецеловал бы.