Александр Матюхин - Восхищение [сборник litres]

– Я по поводу работы. К Анатолию.

Девушка сложила обрезанную листовку поверх аккуратной стопки, кивнула на дверь справа от стола:

– Проходите, по коридору налево, до конца. Не ошибетесь.

Лиза нырнула за дверь в тусклый коридор. Из комнатки вновь раздалось частое щелканье ножниц. Вдоль шершавых, плохо оштукатуренных стен тянулись провода, тонкие и толстые трубы, разбегающиеся вверх и вниз, исчезающие в потолке или под полом. Изнутри труб гудело, булькало и шипело. Под ногами оказалась рассыпана какая-то мелкая желтая крошка. Лампы висели редко, света едва хватало.

Коридор заканчивался кирпичной стеной, справа обнаружилась еще одна дверь. За ней Лиза увидела сплошную густую черноту, будто бы вязкую и вполне осязаемую. Чернота походила на желе, казалось, что, если ткнуть в нее пальцем, воздух задрожит и пойдет волнами.

– Не разгоняйте, уважаемая! – неожиданно попросили изнутри уставшим мужским голосом. – Проходите, прикрывайте дверь. Умоляю, скорее!

Лиза, вздрогнув, поспешила, шагнула в эту маслянистую (так ей показалось) субстанцию, одновременно закрывая дверь. Мир вокруг погрузился в непроглядную темноту. Стало прохладно.

– Проходите, присаживайтесь, – сказали из темноты. Голос был с хрипотцой, старческий.

– Я же ничего не вижу.

– А вы два шага вперед сделайте, нащупаете стул. На него и садитесь… Вы же Лиза, верно? Меня предупредили…

Лиза сделала два неловких шага, выставив перед собой руки. Пальцами наткнулась на мягкую спинку стула, вцепилась в него, обогнула и села. Стул был с боковыми ручками и скрипящим сиденьем.

– Проклятая сцена, – сухо произнесли из темноты. Лиза не могла сообразить, насколько далеко находится обладатель голоса. Эха в помещении не было, звуки растворялись в черноте, едва успев раздаться. Не желе, а вата…

– Можно включить свет?

– Разве он обязателен? Я вас прекрасно вижу.

– Но я-то вас нет…

Лиза поежилась. Ей почему-то показалось, что таинственный Анатолий стоит где-то рядом. Может быть, около стула. Может, даже склонился над ней.

– К чему вам меня видеть? – спросили из темноты. – Нам с вами на брудершафт не пить. В ближайшее время. Пройдете собеседование – тогда сколько угодно. А нет – к чему эти лишние знакомства?

Выходило как-то совсем странно.

– Я не понимаю…

– Вы на каком курсе учитесь? – равнодушно перебили из темноты.

– На первом.

– Плохо. Эмоции показывать умеете? Проходили уже? Изобразите удивление. Нормальное такое, как будто увидели… скажем… поющего кита.

– Удивление? – не сразу сообразила Лиза.

– Да-да, к чему тратить время? Переходим к делу. Я жду.

Темнота словно застыла в ожидании. Лизе показалось, что она расслышала частое глухое сопение. В целом же было очень тихо.

– Удивление, значит…

В конце концов, ее пока не заставляют раздеваться и все такое.

Лиза представила поющего кита. Бредовая такая картинка. Будто из мультфильмов Уолта Диснея. Кит стоял вертикально, опираясь о хвост, и улыбался мощной зубастой пастью. Лиза, создав его в своем воображении, старательно удивилась: склонила голову набок, чуть приоткрыла рот, подняла брови. Педагог говорил, что на лице можно вылепить любую эмоцию, если знать, что с чем хорошо работает. Каждый индивидуален, и задача актера – выжать максимум из своей индивидуальности.

Из темноты раздался протяженный сопящий звук, словно кто-то втягивал носом воздух. Лиза почувствовала на лице чье-то дыхание… или это был просто сквозняк? Темнота как будто шевельнулась, и надтреснутый голос произнес:

– Достаточно. Вот так хорошо.

– Что-нибудь еще? – спросила Лиза.

– Радость. Вы умеете радоваться? Изобразите, пожалуйста.

Это было легко. Лиза растянула губы в улыбке, оживилась.

– Искренне, – предупредили из темноты. – Скажем, вам только что сделали предложение.

Нашелся бы еще парень, который захотел сделать предложение…

Она прижала руки к груди, выдохнула, приоткрыла рот, все еще растянутый в улыбке. Кожа на нижней губе неожиданно болезненно лопнула, и Лиза ощутила, как по подбородку потекла кровь.

– Отлично, – сказали из темноты. Снова раздался этот странный сопящий звук. – Теперь задумчивость.

Лиза вдруг поняла, что не может перестать улыбаться. То есть ее лицо застыло будто маска. Рот приоткрыт, кровь течет по подбородку, а губы начало пощипывать.

– Я… я не могу, – выдавила она, чувствуя, как дрожат от напряжения мышцы.

– Задуматься не можете? Это же легко.

– У меня улыбка… и глаза… что-то с моим лицом!

Лиза подняла руки, пальцами ощупала растянутые губы, трещинку с кровью, дотронулась до вздернутых бровей. Она ощущала прикосновения, но казалось, что поверх ее нормальной кожи появилась еще одна, ненастоящая, резиновая, что ли?

Лиза хотела встать, но что-то плотное, тяжелое легло ей на плечи и с силой вдавило в сиденье стула. Словно сама темнота вдруг обрела вес.

В этой темноте шумно вздохнули. Старческий голос сказал:

– Подумайте о чем-то глубоком, философском.

– Вы не слышали? – пробормотала Лиза с испугом. – Я не могу… Я не могу убрать улыбку… Что происходит?

– Всё вы можете, – устало ответили в темноте. – Постарайтесь, ну же. Я давно не видел задумчивости на прекрасных юных лицах.

– Я не буду… Что это такое? Как вы это сделали?

В темноте перед ее глазами вспыхнули искорки. Лиза почувствовала чей-то невероятно тяжелый взгляд, чье-то присутствие. Пространство вокруг заполнилось движением, теплый воздух лизнул ее по лицу, холодное и липкое коснулось подбородка, раздался свистящий звук, сопение, и тихий скрипучий голос шепнул в ухо:

– Я нюхаю твое лицо. О, этот чудесный аромат удивления и сладкий запах радости. Лучшее блюдо сегодняшнего дня. Дай мне задумчивость, Лиза, дай мне унюхать твою эмоцию.

Лиза хотела закричать, но что-то забилось ей в горло. Темнота, похожая на безвкусное желе.

– Изобрази! – рявкнули в ухо. – Немедленно!

Темнота заколыхалась, подобно покрывалу на ветру. Из глаз Лизы потекли слезы. Она представила, как изображает задумчивость: хмурится, смотрит в никуда, поджимает губы, морщит лоб. Мышцы на лице дрогнули, искажаясь против воли. Уголки губ поползли вниз. Брови изогнулись. Показалось, что чьи-то холодные и влажные руки дотрагиваются до кожи и лепят новую маску, словно лицо Лизы было из пластилина.

– Превосходно, – раздалось из темноты. – А говорила, что не умеешь. Для первого курса весьма неплохо.

– Зачем вы это делаете? – выдавила Лиза.

– А для чего ты хочешь стать актрисой? Ты получаешь удовольствие оттого, что отдаешь чужим людям эмоции. Тебя ведь этому учат, да? Люди приходят в театр, чтобы полакомиться ощущениями. Одним по вкусу твоя радость, другим – грусть. Третьи любят погорячее, а четвертые – чтобы можно было растянуть удовольствие. Ты никогда не задумывалась о том, что актерская игра – это хорошо приготовленный десерт? Лакомство. Людская жизнь сера и невыносима, как ежедневные бизнес-ланчи на работе или бич-пакеты на ужин. Людям хочется лакомства. То, что ты называешь искусством, всего лишь чизкейк из эмоций. Вкусный он будет или нет – зависит от мастерства. – В темноте откашлялись. – Изобрази, пожалуйста, испуг. Как будто ты увидела таракана.