Стивен Кинг - Позже

Я сказал своему соседу, что иду в «Севен-Элевен» за пачкой сигарет (да, в конце концов, я подхватил эту дурную привычку), но на самом деле мне просто нужно было уйти от этого запаха. Если бы у меня был выбор между видением мертвых людей - да, я все еще вижу их - и воспоминаниями, вызванными запахом пролитого вина, я бы выбрал мертвых.

В любой день гребаной недели.

Моя мать четыре месяца писала «Тайну Роанока», не выпуская из рук свой верный диктофон. Однажды я спросил ее, не похоже ли написание книги мистера Томаса на написание картины. Она немного подумала и сказала, что это больше похоже на один из наборов «Раскрась по цифрам», где вы просто следуете указаниям и в итоге получаете что-то, что якобы «хоть в рамку вставляй».

Она наняла помощницу, чтобы работать над этим почти полный рабочий день. Она сказала мне во время одной из наших прогулок из школы до дома - это был практически единственный свежий воздух, который она получала зимой 2009 и 2010 годов, - что не может позволить себе нанять помощника и не может позволить себе не делать этого. Барбара Минс только что закончила Вассар по специальности «английский язык и литература» и была готова трудиться в агентстве за опыт, и она на самом деле была хороша, что было большим подспорьем. Мне нравились ее большие зеленые глаза, которые я считал красивыми.

Мама писала, мама переписывала, мама читала книги о Роаноке и мало что еще в течение этих месяцев, желая погрузиться в стиль Реджиса Томаса. Она прислушивалась к моему голосу. Она перематывала запись вперед-назад бесчисленное число раз. Наконец, она раскрасила картинку. Однажды вечером, за второй бутылкой вина, я услышал, как она сказала Лиз, что если ей придется написать еще одно предложение, содержащее фразу типа «упругие груди с торчащими розовыми сосками», она может сойти с ума. Кроме того, ей приходилось отвечать на звонки из издательства, и один раз ей позвонили из редакции Шестой страницы «Нью-Йорк Пост», чтобы разузнать, в каком состоянии сейчас находится работа над последней книгой Томаса, потому что ходили самые разные слухи. (Все это живо вспомнилось мне, когда умерла Сью Графтон, так и не написав последней книги своей алфавитной серии.) Мама говорила, что ненавидит ложь.

- Ах, но как же ты чертовски хороша в этом, - помню, сказала Лиз, чем заслужила один из тех холодных взглядов, которые я все чаще и чаще видел у матери в последний год их отношений.

Она солгала и редактору Реджиса, сказав, что незадолго до своей смерти Реджис проинструктировал ее, что рукопись «Секрета» должна быть скрыта от всех (кроме мамы, конечно) до 2010 года, «чтобы подогреть интерес у читателей».

- Во всяком случае, Фиона никогда его не редактировала, - сказала она. Я имею в виду Фиону Ярбро, которая работала в издательстве мистера Томаса «Даблдей». - Ее единственной работой было писать Реджису письма после того, как она получала каждую новую рукопись, говоря ему, что на этот раз он превзошел самого себя.

Как только книга, наконец-то, была сдана, мама провела неделю, расхаживая по квартире и набрасываясь на всех (я не был исключением), ожидая, что Фиона позвонит и скажет: «Реджис не писал эту книгу, это все немного на него не похоже, я думаю, что ее написала ты, Тиа». Но, в конце концов, все обошлось. Либо Фиона не догадалась, либо ей было все равно. Конечно, рецензенты ничего не поняли, когда книга была запущена в производство и появилась на книжных полках осенью 2010 года.

«Публишер Уикли»: Лучшее Томас приберег напоследок!

«Киркус Ревью»: Поклонники слащаво-дикой исторической фантастики снова погрузились в страсть-разжигающее чтиво.

Дуайт Гарнер из «Нью-Йорк Таймс»: Тягучая, безвкусная проза типичная для Томаса: грубый эквивалент еды из буфета «все-что-вы-можете-съесть» в сомнительном придорожном ресторане.

Маму не волновали рецензии, ее волновал огромный аванс и новые гонорары за предыдущие тома о Роаноке. Она жаловалась, что получила только пятнадцать процентов, хотя написала все, но отыгралась, посвятив ее себе.

- Потому что я это заслужила, - сказала она.

- Я в этом не уверена, - сказала Лиз. - Если подумать, Ти, ты была всего лишь секретаршей. Может, тебе стоило посвятить его Джейми?

Это принесло Лиз еще один холодный взгляд моей мамы, но я подумал, что в замечании Лиз что-то есть. Хотя, если хорошенько подумать, я тоже был всего лишь секретарем. Это все еще была книга мистера Томаса, мертвый он там или нет.

А теперь зацените:

Я раскрыл вам, по крайней мере, некоторые причины, по которым мне нравилась Лиз, и их, вероятно, было еще несколько. Я раскрыл вам все причины, по которым мне не нравилась Лиз, и, вероятно, их тоже было еще несколько. То, чего я никогда не рассматривал ни тогда, ни позже (ага, опять это слово), было возможностью того, что я ей не нравлюсь. С чего бы? Я привык к тому, что меня любят, почти пресыщаясь этим. Меня любили моя мать и мои учителя, особенно госпожа Уилкокс, моя учительница в третьем классе, которая обняла меня и сказала, что будет скучать по мне в день окончания школы. Меня любили мои лучшие друзья Фрэнки Райдер и Скотт Абрамович (хотя, конечно, мы об этом не говорили и даже не думали). И не забудьте о Лили Райнхарт, которая однажды приложилась к моим губам. Она дала мне свою визитную карточку, прежде чем я сменил школу. Спереди на ней был грустный щенок, а сзади было написано: «Я БУДУ СКУЧАТЬ ПО ТЕБЕ КАЖДЫЙ ДЕНЬ». Она подписала ее своим именем, нарисовав маленькое сердечко вместо точки над буквой "i", а также аббревиатурой XO [23] XO – hugs and kisses (целую и обнимаю) . X – целую, О – обнимаю. .

Лиз любила меня, по крайней мере, какое-то время, в этом я был уверен. Но все начало меняться после Булыжного коттеджа. Вот тогда-то она и начала видеть во мне ошибку природы. Я думаю - нет, я знаю - именно тогда Лиз начала меня бояться, а то, чего боишься, трудно любить. Может быть, невозможно.

Хотя она считала, что девять лет - это достаточно много, чтобы я мог самостоятельно идти домой из школы, Лиз иногда приходила за мной вместо мамы, если работала в так называемую «пересменку», которая начиналась в четыре утра и заканчивалась в полдень. Эту смену детективы старались избегать, но Лиз попадала в неё довольно часто. И это была еще одна вещь, о которой я тогда не задумывался, но позже (вот оно снова, да, да, да, правда, правда) я понял, что начальство ее недолюбливает. Или не доверяет. Это не имело никакого отношения к ее жизни с моей матерью; когда дело доходило до секса, Нью-йоркский полицейский департамент медленно двигался в 21-й век. И дело было не в выпивке, потому что она была не единственным полицейским, который любил вкинуть за воротник. Но некоторые люди, с которыми она работала, начали подозревать, что Лиз - продажный полицейский. И - внимание, спойлер! - они были правы.