Гастон Леру - Призрак Оперы [litres]

Опустившись на колени, Рауль повис на руках.

– Прыгайте! – услышал он и упал на руки Перса, который сразу же приказал ему броситься плашмя на пол, закрыл над их головами люк, причем Рауль не заметил, каким образом, и лег рядом с виконтом.

Рауль хотел задать ему вопрос, но рука Перса закрыла ему рот, и до него тотчас донесся знакомый голос: это был полицейский комиссар, который допрашивал его недавно.

Рауль с Персом находились за перегородкой, полностью скрывавшей их. Рядом маленькая лестница вела в комнату, где комиссар, видимо, прохаживался, задавая вопросы, так как вместе с шумом его шагов слышался и его голос.

Вокруг разливался слабый свет, но, выбравшись из густой темноты, царившей в потайном коридоре наверху, Рауль без труда различал форму предметов.

И не мог удержать глухого возгласа, ибо заметил три трупа.

Первый был распростерт на узенькой площадке маленькой лестницы, поднимавшейся к двери, за которой раздавался голос комиссара; два других, раскинув руки, скатились к подножию лестницы. Просунув пальцы через скрывавшую его перегородку, Рауль мог бы коснуться руки одного из этих несчастных.

– Тихо! – снова едва слышно выдохнул Перс. Он тоже заметил распростертые тела и все объяснил одним словом: – Он!

Голос комиссара стал громче. Он требовал от управляющего подробных объяснений по поводу системы освещения. Следовательно, комиссар находился в «органном регистре» или в прилегающих помещениях. В противоположность тому, что могут подумать, в особенности когда речь идет об оперном театре, «органный регистр» предназначался отнюдь не для воспроизведения музыки.

В то время электричество использовалось лишь для отдельных, крайне редких сценических эффектов и звонков. Огромное здание и сама сцена освещались еще газом, при помощи водородного газа регулировалось и менялось освещение декораций, для чего существовало специальное приспособление, которое из-за множества трубочек получило название «органного регистра».

Рядом с суфлерской ямой была устроена ниша для старшего осветителя, дававшего оттуда указания своим подчиненным и следившего за их исполнением. В этой-то нише и находился во время всех спектаклей Моклер.

Итак, Моклера в нише не оказалось, так же как не оказалось на местах и его подчиненных.

– Моклер! Моклер!

Голос управляющего гремел теперь и в подвалах, и в тамбуре. Но Моклер не отзывался.

Мы уже говорили, что одна дверь выходила на маленькую лестницу, которая шла из второго подвального этажа. Комиссар толкнул ее, но она не открылась.

– Так-так! – проворчал он. – Послушайте, господин управляющий, я не могу открыть эту дверь… с ней всегда бывают затруднения?

Управляющий мощным ударом плеча толкнул дверь. И заметил, что вместе с ней толкает человеческое тело; он не мог удержаться от крика, сразу узнав это тело:

– Моклер!

Все, кто сопровождал комиссара во время визита в «органный регистр», в тревоге подались вперед.

– Несчастный! Он мертв! – простонал управляющий.

Но комиссар Мифруа, который привык ничему не удивляться, уже склонился над этим большим телом.

– Нет, – сказал он, – просто мертвецки пьян! А это не одно и то же.

– Такое с ним первый раз, – заявил управляющий.

– Значит, ему дали наркотик. Это вполне вероятно. – Распрямившись, Мифруа спустился еще на несколько ступенек. – Взгляните! – воскликнул он.

При свете красного сигнального огонька внизу лестницы виднелись еще два распростертых тела. Управляющий узнал помощников Моклера. Спустившись, Мифруа осмотрел их.

– Они спят глубоким сном, – сказал он. – Очень любопытное дело! У нас нет больше оснований сомневаться: налицо вмешательство неизвестного в дела осветителей. И этот неизвестный работал, безусловно, на похитителя!.. Но что за странная идея похищать артистку со сцены!.. Это значит обрекать себя на дополнительные трудности, или я ничего в этом не смыслю! Пускай приведут ко мне доктора театра. – И господин Мифруа еще раз повторил: – Любопытное, очень любопытное дело! – Затем, повернувшись, он обратился к людям, которых Рауль с Персом видеть не могли. – Что вы об этом скажете, господа? – спросил комиссар. – Только вы отмалчиваетесь. А между тем должно же у вас быть какое-то мнение…

Тут над лестницей Рауль с Персом заметили растерянные лица двух директоров – на лестничной площадке только лица и были видны – и услышали взволнованный голос Моншармена:

– Господин комиссар, здесь творятся вещи, которых мы сами не можем объяснить.

И оба лица исчезли.

– Спасибо за сведения, господа, – с насмешкой отозвался Мифруа.

Зато управляющий, подперев подбородок ладонью правой руки, что было признаком глубокого раздумья, заметил:

– Моклер не в первый раз засыпает в театре. Помнится, я застал его как-то вечером в маленькой нише, он храпел рядом со своей табакеркой.

– Давно это было? – спросил господин Мифруа, тщательно протирая стекла своего пенсне, ибо господин комиссар был близорук, такое случается и с самыми прекрасными в мире глазами.

– Боже мой!.. – воскликнул управляющий. – Нет, совсем недавно… Постойте!.. Это было в тот вечер… Ну конечно… Это было в тот вечер, когда Карлотта, как вам прекрасно известно, господин комиссар, всех поразила своим кваканьем!..

– Стало быть, в тот вечер, когда Карлотта сфальшивила? – И, снова водрузив на нос пенсне с прозрачными стеклами, господин Мифруа пристально посмотрел на управляющего, словно хотел разгадать его мысли. – Так Моклер нюхает табак?.. – спросил он небрежно.

– Да, господин комиссар… Посмотрите, как раз на этой дощечке его табакерка. Он большой любитель нюхательного табака!

– Я тоже! – сказал господин Мифруа и положил табакерку себе в карман.

Рауль с Персом – их присутствия никто не заподозрил – стали свидетелями того, как машинисты сцены уносили три тела. Комиссар последовал за ними, все остальные тоже поднялись вместе с ним. Еще несколько минут слышны были их шаги на сцене.

Когда они остались одни, Перс подал Раулю знак подняться. Тот повиновался; но так как он не вскинул сразу пистолет, как это не преминул сделать его спутник, то Перс еще раз посоветовал молодому человеку ни в коем случае не опускать руку.

– Но от этого только рука устает без надобности! – прошептал Рауль. – И если придется стрелять, я уже за себя не отвечаю!

– Тогда возьмите оружие в другую руку! – пошел на уступку Перс.

– Я не умею стрелять левой рукой!

На что Перс ответил весьма странным заявлением, которое, безусловно, ни в коей мере не могло прояснить ситуацию, и без того туманную для молодого человека:

– Речь не о том, чтобы стрелять левой или правой рукой; просто надо одну какую-нибудь руку держать полусогнутой, словно она готова нажать на спусковой крючок пистолета; сам же пистолет можете, в конце концов, положить себе в карман. – И еще он добавил: – Это надо понять раз и навсегда, иначе я ни за что не отвечаю! Тут вопрос жизни и смерти. А теперь молча следуйте за мной!