Констанс Сэйерс - Четыре жизни Хелен Ламберт

Хотя моих воплощений было много, Люк Варнер всегда оставался одним и тем же. Когда я провела руками по изгибу его спины, я почувствовала знакомый легкий слой пота, который всегда начинал образовываться до того, как он достигал кульминации.

Когда мы закончили, он обнял меня. Потом взял мою руку и прижал ее к ребрам слева. Его голос был мягким, и он держал меня за руку.

– Когда ты это сделаешь, нужно поднять лезвие наверх. Это очень важно. Ты меня слышишь?

Я почувствовала, как внутри все сжалось; дыхание как будто остановилось. На глаза навернулись слезы.

Он взял меня за подбородок.

– Посмотри на меня. – Голос звучал мягко, терпеливо. Я вспомнила все его версии: как он стоял в столовой, положив руку на плечо Джульетте; как на катере уверял Нору, что Клинт никогда ее не найдет; как держал на руках истекающую кровью Сандру.

– Я не могу это сделать.

– Ты должна. – Он встретился со мной взглядом. – Мне нужно , чтобы ты это сделала.

Я резко покачала головой и села.

– Но я слишком сильно тебя люблю.

– Тогда ты обязана помочь. Я больше не могу это выносить, Рыжик. Ты сама знаешь, что я больше не могу. Все было неправильно. Я думаю, мы неплохо справились, но в следующий раз ты можешь не вернуться собой. Было хорошо, но настал конец всему. Я тебе больше не нужен.

Я подумала о Ганноверской коллекции. Он собрал все под одной крышей для меня и Роджера. Это и есть доказательство жизни. Наших жизней. Его тоже.

– Пора, Рыжик, – велел он. Его пальцы переплелись с моими. – Тебе осталось недолго.

Я повернула голову, чтобы посмотреть на него.

– Я не могу больше смотреть, как ты умираешь.

Я встала, открыла сумку. На дне лежал нож, невинно скрывающийся за моим iPhone . Я подняла его и села на край кровати. Он был тяжелым, и я ощутила сладкий запах кожаного футляра.

– Достань его, Хелен. Ты знаешь, что нужно делать. – Меня поразило, что он назвал меня по имени.

– Что с тобой будет?

– Я не знаю. Но разве это не здорово? Может, я снова стану свободным – мы оба.

– Я не могу смириться с неопределенной судьбой. С моей смертью все просто – я хотя бы знаю, что тогда произойдет с проклятьем. Этот сценарий уже написан, и мы просто сыграем его снова. Снова увидимся.

Он притянул меня к себе и поцеловал. Его рука на мгновение задержалась на моей голове.

– Хелен, я тебе не нужен в этой жизни, и я больше не могу это терпеть. Пожалуйста , Хелен.

Я вынула нож из футляра. Красная кровь потускнела и превратилась в пятно от каберне. Я нашла взглядом место на его груди, которое он мне указал.

– Я люблю тебя. – Он улыбнулся. – Всех вас.

На этих словах я разрыдалась.

– Я тоже тебя люблю.

– Нужно спешить.

Он взял меня за руку и приставил нож туда, куда нужно, даже поправил угол, не сводя с меня глаз. Думаю, удар тоже нанес он. Я хотела так думать. Трудно согласиться с тем, что я сделала это по собственной воле – воткнула нож ему в грудь. Подобно притяжению, которое почувствовала Джульетта, когда прыгнула в Сену, мне показалось, что я ощутила рывок на запястье в том месте, где Люк меня держал. Или, возможно, я вообразила все это и то была моя рука.

Комната закружилась. Я не понимала, то ли у меня возникало головокружение, то ли действительно предметы вращались. Затем двери распахнулись, и я услышала, как задрожали окна. Звук приближался.

Сначала была кровь, очень много крови. Как ни странно, окровавленный Люк выглядел спокойным и умиротворенным. Я держала его до тех пор, пока он не начал меняться. Кожа его стала жесткой, как гладкий камень. Я наблюдала, как его тело затвердевает, и на мгновение мне показалось, что я увидела его таким, каким он был на самом деле. Вскоре все черты стерлись, как будто лицо окаменело. Я тотчас прикоснулась к нему, но он начал распадаться. Я касалась его, желая, чтобы это прекратилось, но тело Люка превращалось в груду светло-серого пепла. А затем этот пепел начал трансформироваться, становясь все мельче и тоньше, пока не превратился в частицы, которые иногда видны в солнечных лучах.

Спустя несколько секунд я смотрела на простыни. Чистые, белые, пустые.

Как будто Люка Варнера никогда там и не было.

Хелен Ламберт

Мауи, Гавайи, июнь 2013 года

Свадьба Микки будет продолжаться до заката, так что времени у меня хватало. Я отправилась на пляж Хукипа сразу за Пайей, чтобы полюбоваться серферами. Я слышала, что на этой полосе можно встретить профессионалов, ловящих лучшие и опасные волны, – «челюсти», как их называют. После того как я столько лет прожила на Восточном побережье, мне захотелось увидеть настоящий серфинг. Это желание превратилось в навязчивую идею. Неожиданно запищал телефон – Микки написал мне, что к полудню ему понадобится моя помощь. Он сочетался браком с двойником Скалы, как и предсказывала мадам Ринки.

За год, прошедший после смерти Люка, моя жизнь кардинально изменилась. Через неделю после его исчезновения у моей двери появился таинственный пакет. Мне написал парижский адвокат, который утверждал, что я стала наследницей поместья Люсьена Варнье. К письму прилагались два ключа. Ощутив тяжесть первого, я поняла, что это был ключ от старой квартиры в Латинском квартале – нашей старой квартиры. Никакой информации о втором ключе не указывалось, поэтому я позвонила юристу, который назвал адрес дома – Ранчо «Пангея», Нью-Мексико. Я засмеялась, когда на меня снизошло понимание. На самом деле я никогда не использовала ключ в Таосе.

Я продала «В кадре» по хорошей цене и переехала в парижскую квартиру. Мне очень хотелось, чтобы Люк Варнер оставался со мной. Я нашла его старый портрет, который висел над камином, пока ему на смену не пришла картина Огюста Маршана. Прислонив ее к дивану, я часами смотрела на портрет, играя любимого Сати. Думаю, я надеялась на какое-то заклинание, но ничего не происходило. Я исполнила свое желание – стала чертовой смертной, способной умереть по-настоящему. Я пыталась использовать коллективную мудрость жизней Джульетты, Норы и Сандры, но мы все были безнадежно в него влюблены, поэтому все четверо, как семья, находились в трауре. С мыслями о них я ходила по улицам Парижа в поисках Варнера, однако нигде его не встречала.

Моя мать, Марджи Коннор, согласилась поехать со мной зимой на ранчо «Пангея». Она скептически отнеслась к состоянию, которое я унаследовала, и еще более скептически к тому, что я за одну ночь стала пианисткой концертного уровня. Невозможно было объяснить ей, что со мной произошло, поэтому я солгала, что тайно брала уроки игры на фортепиано. Она была моей мамой, поэтому какая-то ее часть хотела в это поверить. Я вспомнила, как Люк говорил мне о силе самовнушения.