Генри Каттнер - Древо познания

Хармон, наконец, отремонтировал диктофон и развлекался, надиктовывая дневник о проползающих мимо днях. Событий было слишком мало для описания. Днями остатки армии очищали улицы от трупов и патрулировали город. А по ночам прятались даже они, поскольку даже лучик электрофонарика в темноте был опасен. Самолеты и стратосферные шары были оснащены мощными телескопами, при помощи которых искали скопления наших наземных, а особенно воздушных сил, готовящихся к отправке на фронт.

Поэтому мы сидели, ждали, занимаясь банальностями и всякими глупостями, так как был необходим выход эмоциям, мыслям и энергии. Нервное напряжение непрерывно копилось в сознании, и мужчины, а также женщины, находили разные способы снять его.

Выпивка, сладострастие, внезапные вспышки насилия — все это входило в перечень таких способов.

ТАК ПРОХОДИЛАнеделя за неделей, а мы с Хармоном все еще занимали одну комнату. Между нами не возникла ненависть, но мы так и не стали по-настоящему дружить, так что наши отношения правильнее было бы назвать попросту безразличными. Начались перебои с продуктами, так что мы делились всем, что могли отыскать. Это тоже было не дружбой, а вопросом спокойного совместного проживания. Однажды я принес несколько банок супа с мясом и банку тунца — особенно хорошо запомнил последнюю, так как она оказалась протухшей, — и нашел Хармона, сидящим перед диктофоном с наушниками на голове и вперившим в аппарат неподвижный взгляд. При моем появлении он вздрогнул и поспешно выключил диктофон.

— Ну, вот, — сказал я, бросая на стол свою добычу. — На несколько ужинов нам хватит. Но меня беспокоит вода. Охранник сказал, что водохранилище разбомбили.

Эти новости никак не повлияли на Хармона. Он нервно подергал усиками, бесстрастно глядя на меня выпуклыми глазами. Я подошел к окну и выглянул наружу.

— Летят два самолета, — сказал я. — На фронте таких сбивают толпами — появился новый вид зажигательных намагниченных пуль…

— Стэнли, — внезапно перебил меня Хармон, — я бы хотел, чтобы ты послушал эту запись.

— А? Что…

— Сам я немного боюсь, — продолжал он. — Это какой-то сон, галлюцинация или безумие. Не знаю, что именно. Видишь ли, прошлой ночью, пока я был в трансе, то кое-что надиктовал. По крайней мере, я не был в сознании, хотя и не спал. Ты слышал об автоматическом письме? Так вот, это похоже на автоматическую речь. Хотя временами мне казалось, что я попросту вижу сон. Так вот, я… — он закашлял и отвернулся, — …я совершил убийство, — с трудом выдавил он сквозь кашель. — Но это был не я. Мой разум, мое восприятие находились, казалось, в чьем-то теле. В чужом теле. И мой голос произносил мысли, когда они пролетали у меня в мозгу. Это было, ну… в общем, ужасно.

— Возможно, это просто нервы, — успокоил я его. — Но давай, послушаем.

Хармон протянул мне наушники. Я надел их и поставил иголку на начало. Восковой цилиндр начал вращаться. Я уменьшил скорость и прислушался.

Сначала я услышал лишь неразборчивое бормотание. Постепенно оно переросло в отдельные слова, а потом слова сложились в слитный монолог. Хармон внимательно наблюдал за мной. Лицо его было бледно, и через некоторое время я понял, почему.

Потому что зазвучали мысли убийцы, вначале спутанные, хаотичные:

— Тени… кругом тени… зазубренные… отброшенные луной. Оставайся в тенях. Тени защитят. Могут спрятать от неба… небо жмет, душит, грозит раздавить. С него готова выпрыгнуть смерть. Но смерть не выпрыгивает. Господи, если бы она выпрыгнула, если бы она… Нет, просто ждет. Это невыносимо. Бомбы, разрывы снарядов, кровавый дождь. Все, что угодно, только бы снять с моего мозга одеяло… горячее, гнетущее. Внешне я спокоен. Внутри кипит, бурлит, бушует суматоха. Мысли бьются неровными приливами… как… Они вот-вот нарушат тишину. Я не смею кричать. Не надо! Не надо!.. Эти приливы сорвут одеяло и оставят мой мозг открытым всем взорам… Нет, нужно оставаться в тени. Ползти по улицам, обходя пятна лунного света.

Молчание, тишина, только царапает игла. Затем голос продолжал:

— Мозг словно шевелится, больно проворачиваясь в черепе. Голова полна мыслей и страха. Ненависти. Печали. И других подобных эмоций. Что я могу сделать? Фронт — это верная смерть. Но почему я цепляюсь за жизнь? Война может закончиться хоть завтра,' но мы никогда не покинем этот город. Его больше нет на земле. Даже сам воздух тут изменился, пульсирует от вибраций лишенных гуманности эмоций. Словно электроразряды в голове. Суперзаряженные мозги. Нужен какой-то выход, бежать нужно! Боже, что-то движется рядом со мной, и всплеск здешнего мира, где обычные законы уже не действуют, материализует… собаку. Маленькую собачку. Со сломанной лапкой. Мягкий мех. Особенно мягкий вокруг горла… Мои руки кажутся совсем белыми в лунном свете на фоне черной шелковистой шерсти. Мои руки… тянутся… вкрадчиво, осторожно…пальцы мои сильны, я вижу, как на них выдаются сухожилия. А у меня в голове — приливы мыслей, прорывающихся сквозь душащее их одеяло. В голове дует холодный ветер. На меня напрыгивают тени. Прыгают, отключают ужасное небо. Я в пещере. Тени охраняют меня. Мозги ледяные, а пальцы свело болью экстаза. Из моих рук истекает энергия, накопленная в мозгу. Собачка умирает.

Снова игла мягко ритмично царапает мозг.

Я взглянул на Хармона, но он сделал повелительный жест, вынуждающий молчать, а голос после паузы продолжал:

— Мало, мало! Недостаточно выплеснутой энергии. Удар мыслей, раскачивание — все правильно. Но нужна не собака. Слишком мало выделенной энергии. Недостаточно… Блеск медных пуговиц. Форма хаки. Солдат прислонился к стене, винтовка чуть в стороне. Он не слышит меня. Воротничок расстегнут, ночь теплая. Под кожей, в синих венах, биение пульса. Сумею я подойти тихо? Да, он не слышит. Я отодвигаю его винтовку на пару шагов дальше. Теперь я стою прямо перед ним. Поднимаю руки. И энергия из мозга вытекает по ним. Пульсация под черепом уже не такая тошнотворная, может, этого хватит… Нет! Энергия устремится обратно, если я… Прыгают тени. Мои руки мягко, нежно сжимают горло солдата. А теперь прыжок — тени, охраняйте меня, и вулканический грозовой поток выливается из моего мозга в руки до самых пальцев, высвобождая энергию… Солдат мертв. Позвоночник его хрустнул почти беззвучно. Пусть себе лежит. Мирно, спокойно… Небо больше не давит. Дует прохладный ветерок, овевая мои обнаженные мозги…

Валик кончился. Я выключил диктофон, снял наушники и повернулся к Хармону. Он тянул себя за усики, губы дрожали.

— Ну? — спросил он.

— Все это не реально, — ответил я. — Ты ведь не сумасшедший. Нервная истерика может вызвать подобный сомнамбулизм. Ты спал, только и всего.