Игорь Шестков - Фабрика ужаса. Страшные рассказы

В зрелые годы мы теряем способность видеть и чувствовать сверхъестественное…

И даже не ощущаем это как потерю, как драматическое отсутствие чего-то, быть может, самого важного в жизни… без чего существование является ущербной пародией на само себя.

…

Последнее, что я видел на третьем этаже бумажной фабрики, было неожиданно возникшее на стене между ближайшими ко мне окнами голографическое изображение нагой женщины. Откуда оно взялось?

Картинка была большой… метра два с половиной в высоту. Женщина походила на Рози… но это была не она… лицо ее скрывала страшная маска, превращавшая эту нагую женщину в чудовище.

Образ этот преследовал меня еще несколько лет после происшествия на фабрике. Являлся, то тут, то там. Я не знал, что манифестирует эта женщина, что она для меня… наказание… напоминание… сигнал.

Изредка я вижу ее и сейчас.

Голографическая «Рози» смотрит на меня из окон домов, с рекламных плакатов, я вижу ее на фасадах домов, в арках и проходах, даже на стенах церквей и экране монитора.

…

Я вышел из здания фабрики, пролез через дырку в заборе, побрел к осиротевшему фольксвагену. Надо было позвонить в полицию, назваться, все им честно рассказать… Мобильника у меня еще не было, но на парковке стоял уличный телефон-автомат.

Честно рассказать?

Кто бы мне поверил? А стал бы настаивать… заперли бы в дурдоме. Навсегда.

Поэтому я повел себя трусливо, но как показало будущее, правильно.

Подъехал к дому Рози, открыл двери ее гаража, закатил туда машину, прошел через дом к входной двери и вышел. Перед этим включил свет на кухне, спальне и в коридоре. И съел два куска орехового торта.

Домой добрался на автобусе.

Ночью сжег воскресную одежду и обувь в цинковом корыте. Сбрил бороду и шевелюру. Остриг ногти. Хорошенько вымылся. А через два дня подал в полицию заявление о пропаже Рози.

Перед этим два раза приезжал к ней домой. Оба раза заходил внутрь дома и оставался там несколько минут. Пил кофе из двух чашечек.

На допросе в полиции показал, что, да, в последний раз видел Рози после возвращения из совместной поездки в замок Грабштайн в ее доме, в воскресение. Да, обратно вел машину сам, привез ее домой и ушел. Вышел из ее дома, побежал к подходившему автобусу. Да, на звонки не отвечает… да, у меня есть свой ключ, и я заходил к ней домой, но там Рози не обнаружил. Нет, с пропавшей фрау Ким мы не ссорились, да, у нас была интимная связь, но никаких брачных или имущественно-финансовых отношений не было. Мы были хорошими друзьями и только, жили порознь. Нет, насколько я знаю, детей у фрау Ким нет, а родители умерли. Да, она работает в бюро одна. Без секретарши. Нет, с ее работодателями в Бундестаге я не связывался, но думаю, если бы она была в командировке, позвонила бы. Нет, ни на какие вещи или средства Рози я не претендую… да, дом и фольксваген принадлежат ей, нет, ничего не знаю о ее акциях. Да, у меня нет своего автомобиля, но есть велосипед, которым я давно не пользуюсь. Да, ключ от ее дома готов отдать полиции.

Один из дознавателей, не помню, как его звали, сказал мне, когда мы были одни в комнате: «Я не верю ни одному твоему слову. Тебя спасло только то, что деньги, драгоценности и акции фрау Ким оказались на месте. Если мы найдем хоть одну, крохотную улику, посадим тебя как убийцу».

Мне захотелось с ним поиграть.

— Может быть, вы мне назовете мотив… у нас с фрау Ким не было большой любви, но не было и разногласий… разве что… меню на завтрак, она, знаете ли, обожала ливерную колбасу, а я терпеть ее не могу. Зачем же мне убивать ее? Из-за ливерной колбасы? Поверьте, я обычный человек, хоть и родом из России, никаких зловещих тайн у меня нет, мертвецов в подвале тоже… Я не умею лгать, у меня нос дергается.

Следак тяжело посмотрел на меня и повторил: «Не верю ни одному твоему слову. Ты психопат, мог убить и без мотива. Я это чувствую. Просто так убил. Для удовольствия. А потом навертел самому себе черт знает что… искусствовед. Но меня ты не проведешь. Будем проверять все мелочи… Кое-что у нас уже есть, но для предъявления обвинения этого недостаточно».

— Что же у вас есть? Или секрет?

— Почему секрет. У нас секретов нету. Соседка видела, как машина в гараж въезжала. Но сидел в ней — ты один. Опознала по фотографии. Куда тело спрятал?

— Может, Рози пригнулась… и соседка ее не разглядела…

— Не рассказывай сказки. Вот подписка о невыезде. Распишись и проваливай.

…

До процесса дело так и не дошло.

Но «встреча» на бумажной фабрике не осталась для меня без последствий.

Первые месяцы мне сильно не хватало Рози… Она привносила в мою жизнь порядок и доставляла мне много радости. Теперь мое психическое равновесие было нарушено, и я начал разрушать сам себя… начал опять нюхать кокаин… Но с этой напастью я справился сам…

В полицию меня вызывали еще раз десять. Кто-то из ментов рассказал о пропаже Рози прессе, желтая городская пресса опубликовала ее фото. И мое. Несколько раз мне пришлось отбиваться от назойливых газетчиков, кричащих: «Зачем вы убили вашу любовницу? Где спрятали тело?»

В городе шептались. Некоторые знакомые женщины перестали отвечать на мои звонки и здороваться. Мужчины относились ко мне как к опасному психопату, что, впрочем, не мешало им заводить со мной шапочные знакомства. Позвонил референт из городского музея и сообщил, что мой контракт не продлят, а несколько художников отозвали в письменной форме приглашения выступить на открытии его выставок.

Напоследок все тот же мрачный дознаватель официально объявил мне, что дело прекращено. А потом добавил от себя: «Я своего мнения о тебе и этом деле не изменил. Подожди, когда-нибудь мы найдем труп… или ты еще кого-нибудь убьешь, и мы тебя уличим и посадим. Сгниешь в тюрьме…»

Я ответил, что в настоящий момент никого убивать не собираюсь, но если опять подружусь с дамой, любительницей ливерной колбасы, то за себя не ручаюсь.

Следак так на меня посмотрел, что я тут же заткнулся и поспешил покинуть неприятное здание городской полиции с немецким вариантом «рабочего и колхозницы» на фасаде.

…

На самом деле мне было вовсе не до шуток. Меня мучило не только отсутствие Рози, к которой за три года знакомства привык как к пуховой подушке, и потеря работы.

Проклятый «дезинтегратор», как я сам для себя начал для простоты называть серебристую машину, убившую мою подругу на фабрике, опалил меня своим излучением — и мне вдруг открылось то, что обычно от человека скрыто. Для его же блага.

Я видел и слышал странные, страшные вещи и получил способность иногда изменять действительность. Моя жизнь больше не была линейной последовательностью минут и часов, меня то и дело «кидало» в различные реальности, принадлежащие неизвестным мне мирам. Единство моего «я» было нарушено.