Игорь Шестков - Фабрика ужаса. Страшные рассказы

…

Унылый пейзаж за окном изменился.

Слева по ходу поезда на горизонте показалось что-то похожее на человеческую фигуру… и это что-то росло и росло. Это была колоссальная бронзовая статуя нагого мужчины. Он напоминал мощные фигуры любимого скульптора фюрера Йозефа Торака. Также атлетичен, массивен и суров. Коротконог. Уверенный в себе мускулистый дядя. Безнадежный кретин. Надежная опора общества. Он стоял, приподняв обе руки, как будто приветствуя кого-то. Высотой статуя была метров в двести.

Не сразу заметил, что и по правую сторону от нас, впереди, показалась соразмерная ему — бронзовая нагая женщина, тоже мускулистая и коротконогая, тоже суровая, тоже напоминающая работы Торака, и тоже приветствующая кого-то.

Неужели эти истуканы приветствуют нас?

…

Фигуры эти вместе составляли нечто вроде ворот.

Проехав их, мы очутились в городе.

В жутком городе. В городе-монументе.

В не родившейся, не создававшейся веками, а искусственной как декорация, построенной с помощью линейки и циркуля урбанической среде.

В противоестественной утопии.

Город этот не имел прошлого, только настоящее. И грозил будущему.

Он весь был построен одновременно, по одному проекту, по приказу одного человека, фанатика порядка и помпезной мощи.

На века, на тысячелетия.

Широкие улицы, большие прямоугольные площади, высокие, квадратные в плане дома, облицованные гранитом, мраморные и бронзовые статуи героев на всех перекрестках, бело-красно флаги со свастикой. Все строения города, даже фонари на улицах, казалось, стояли как солдаты на параде — на вытяжку перед невидимым генералом.

Людей в этом городе я не заметил, возможно, их еще не заселили. Легковых автомобилей тоже не было видно. Зато по параллельной нашему пути улице ползла колонна больших старомодных танков и грузовиков. Впереди и позади колонны ехали сотни вооруженных мотоциклистов. Небо патрулировали трехмоторные самолеты с характерными крестами на крыльях, выше их висели пузатые дирижабли. На крышах многих домов я заметил крупные, закамуфлированные тканью зенитные орудия.

Впереди виднелись — нелепая триумфальная арка по образцу парижской, только больше ее раз в пять, и грандиозный купол какого-то чудовищно огромного сооружения с узкими арками, колоннами и башнями. Купол увенчивал величественный, стальной, широко раскрывший крылья имперский орел размером с вагон берлинского эс-бана. В когтистых лапах он держал земной шар.

Этот город не мог существовать в реальном мире…

Не должен был существовать. Но существовал.

Мы медленно въехали в здание, чем-то напоминающее железнодорожный вокзал в Лейпциге. Вышли на перрон. Обнаружили, что наш паровоз притащил сюда не один вагон, а двадцать или тридцать вагонов, полных таких же, как мы, людей неопределенного возраста.

Не знали, что делать, куда идти. Беспомощно толпились, галдели. Некоторые сели на перрон.

Тут я понял, что во мне появилось то, чего раньше никогда не было — желание повторять действия других людей. Быть как все. Я тоже сел на холодный бетон и тупо ждал чего-то. Команды.

Через час или два из громкоговорителей на фонарных столбах раздался каркающий, режущий ухо голос.

Нам сообщили, что автобусы для транспортировки нас в будущие места проживания и работы готовы.

После этого среди нас неожиданно появились высокие молодые люди в черных униформах, в лакированных сапогах и как бы взлетающих вверх фуражках. В руках у них были ногайки. Они построили нас в ряды по пять человек и провели через длинные подземные переходы к Площади Павших Героев, украшенной памятниками и Вечным огнем, на которой действительно стояли несколько десятков носатых автобусов, как мне показалось, изготовленных еще до Второй Мировой Войны. Отстающих, охающих и выбившихся из строя люди в черных униформах били ногайками по головам.

Пора было прекратить этот кошмар. Я проверил карманы — ножа в них не было.

…

Автобусы вывезли нас из города и привезли в грязное фабричные предместье.

Пахло гнилью и ацетоном. Мы построились и пошли в барак, заполненный трехэтажными нарами.

Нас ожидали годы мучительного труда на химической фабрике, побои, издевательства, пытки и казни…

Неспособных работать посылали в газовые камеры. Тела сжигали в крематориях. Из их труб по окрестностям разносилась серая жирная пыль.

Да-да, выгляжу ужасно. Завтра надену новую рубашку, новые носки и новые красные с зелеными пупырышками спортивные туфли. Брюки поглажу. И побреюсь поаккуратнее. А-то неудобно.

Постучал.

Мне сейчас же открыли. Кабинет у шефа был небольшой, но уютный. Из окон его действительно было видно украшенную пестрыми картинками бывшую Берлинскую Стену, вдоль которой уже гуляли туристы. За ней голубела река Шпрее, по которой, несмотря на раннее время, плавали речные трамвайчики, заполненные праздной публикой.

Все двенадцать моих коллег уже сидели за большим прямоугольным столом. Улыбались приветливо. Шеф сел на свое место, постучал тупым концом шариковой ручки по маленькому тибетскому колокольчику и сказал: «К делу, господа, время не ждет».

И вывалил из сумки на стол шесть пачек стирального порошка.

За витой чугунной оградой — яблоневый сад, в саду — знакомый до боли четырехэтажный дом с тремя подъездами и острой крышей, фронтон которой украшен небольшим каменным рельефом — нагая ведьма скачет на козле, над ней звезды, Солнце и Луна.

Дверь в подъезд почему-то не заперта. Поднялся по освещенной приятным оранжевым светом лестнице, постучал.

Кармела открыла сразу, как будто стояла за дверью. Схватила меня за руки, втянула в квартиру и захлопнула входную дверь.

Ее лицо и шея окрашивались то густым красным, то зеленым — в коридоре висели несколько медленно вращающихся люстр с цветными абажурами.

— Ты? Родной мой! Я знала, что ты придешь! Ждала тебя все эти годы! Проходи, не бойся, тут никого нет, только ты и я. Обними меня!

Все та же женщина. В том же небрежно распахнутом китайском шелковом халате с багровыми драконами. Несколько новых морщинок на шее, седые пряди, усталые глаза больше не блестят. Маленькие породистые руки — как будто стали еще меньше. Фигура не изменилась. И пахнет теми же дурманящими духами. С примесью нардового масла.

…

Мы расстались двадцать лет назад и с тех пор виделись только один раз.

Я приезжал тогда в город К., чтобы закончить одно мучающее меня дело, отдать старый долг. Остановился в отеле напротив Оперного театра. Вечером, после хвойной ванны и двух рюмок лимонной водки позвонил ей… наугад… не знал, зачем звоню, что хочу от бывшей жены, боялся нарваться на упреки или нытье, был уверен, что Кармела живет в нашей старой квартире с новым мужем, а меня или презирает, или ненавидит, или, в лучшем случае, знать не хочет, как все оставленные жены.