Уильям Блэтти - Изгоняющий дьявола

«Не дай дьяволу увести меня...».

Каррас выпустил дым, закрыл глаза и закашлялся. Горло саднило. Глаза слезились от дыма. Он встал, повесил на дверь табличку «Прошу не беспокоить», выключил свет, задернул занавески, сбросил ботинки и рухнул на кровать. В голове мелькали обрывки мыслей. Регана, Дэннингс, Киндерман. Что делать? Он должен помочь, но как? Поговорить с епископом, имея лишь то немногое, что у него есть? Нет, рано. Пока еще он не может отстаивать свою правоту до конца.

Каррас подумал о том, что неплохо было бы раздеться и забраться под одеяло. Но он слишком устал. Тяжесть событий давила на него, а он хотел быть свободным.

«...Дай нам жить!»

«Дай мне жить!» – ответил он на это. Тяжелый глубокий сон постепенно окутал его.

Дэмьен проснулся от телефонного звонка. Слабой рукой он потянулся к выключателю. Интересно, сколько сейчас времени? Он снял трубку. Звонила Шарон и просила его прийти прямо сейчас. Каррас снова почувствовал себя затравленным и измученным.

Он прошел в ванную, умылся холодной водой, натянул свитер и вышел из дома.

Было еще темно. Несколько кошек в испуге шарахнулись в разные стороны.

Шарон встретила его внизу. Она была в кофте и куталась в одеяло. Вид у нее был перепуганный.

– Извините, святой отец, – прошептала Шарон, – но я подумала, что вы должны это видеть.

– Что?

– Сейчас увидите. Только тише. Я не хочу будить Крис. – Она кивком пригласила Карраса следовать за ней.

Войдя в спальню Реганы, священник ощутил ледяной холод. Он нахмурился и недоуменно посмотрел на Шарон.

– Отопление включено на полную мощность, – прошептала она и взглянула на Регану, на страшные белки ее глаз, сверкающие при свете ночника. Казалось, Регана находится в бессознательном состоянии. Дыхание тяжелое, полная неподвижность. Трубка – на месте, сустаген медленно вливается через нос в горло ребенка. Шарон осторожно подошла к кровати, наклонилась и медленно расстегнула Регане воротник пижамы. Каррас с болью наблюдал за тем, как обнажается исхудалое тело девочки. По выступившим ребрам, казалось, можно было сосчитать остаток ее дней на этой земле.

Он почувствовал, что Шарон смотрит на него.

– Я не знаю, святой отец, может быть, это уже прекратилось, – прошептала она. – Но вы посмотрите на грудь. Брови Карраса поползли вверх. Он заметил, что кожа Реганы начала краснеть, но не на всей груди, а только местами.

– Вот, начинается, – шепнула Шарон.

По телу Карраса поползли мурашки, но не от холода, а от того, что он увидел на груди Реганы. Ярко-красными рельефными буквами на коже четко проступили два слова:

ПОМОГИТЕ МНЕ.

– Это ее почерк, – прошептала Шарон.

В 9 часов утра священник Дэмьен Каррас явился к президенту Джоджтаунского университета и попросил предварительного разрешения на проведение ритуала изгнания дьявола. Получив его, он отправился к епископу епархии. Тот серьезно выслушал рассказ Карраса.

– Вы уверены, что это настоящая одержимость? – спросил епископ.

– Я могу утверждать, что все признаки, описанные в «Ритуале», сходятся, – уклончиво ответил Каррас. Он все еще не осмеливался поверить в случившееся. Не разум, а сердце заставило его прийти сюда. Жалость и надежда, что внушение поможет излечить девочку.

– Вы хотели бы провести изгнание сами? – спросил епископ.

Дэмьен почувствовал в себе прилив сил. Ему захотелось сбросить с себя тяжкий груз и избавиться от надоедливого призрака собственного неверия.

– Да, конечно, – ответил он.

– Как ваше здоровье?

– В порядке.

– Вам когда-нибудь приходилось делать что-нибудь подобное?

– Никогда.

– Хорошо, мы примем решение. Конечно, в таких делах лучше всего иметь человека с опытом. Их, конечно, немного, но, возможно, кто-нибудь вернулся из заграничной миссии. Дайте мне время подумать. Когда что-нибудь прояснится, я сразу же поставлю вас в известность.

После того как Каррас ушел, епископ связался с президентом Джорджтаунского университета, и они поговорили о Дэмьене, уже второй раз за этот день.

– Да, он знает всю историю болезни, – заметил в разговоре президент. – Я думаю, не будет вреда, если взять его в качестве помощника. В любом случае необходимо присутствие психиатра.

– А кого пригласить для изгнания? У вас есть какие-нибудь предложения? Я ума не приложу.

– Здесь сейчас Ланкэстер Мэррин.

– Мэррин? Мне казалось, что он сейчас в Ираке. По-моему, я читал, что он работает на раскопках где-то в Ниневии.

– Да, рядом с Мосулом. Все правильно, только он уже закончил работу и три или четыре месяца назад вернулся. Он в Вудстоке.

– Преподает?

– Нет, работает над очередной книгой.

– Бог да поможет нам! Вам, однако, не кажется, что он слишком стар? Как его здоровье?

– Наверное, неплохо, иначе он не стал бы заниматься раскопками, не так ли?

– Думаю, вы правы.

– Кроме того, у него есть опыт, Майкл.

– Я этого не знал.

– По крайней мере так говорят.

– Когда это было?

– Мне кажется, 10 или 12 лет назад, по-моему, в Африке. Изгнание длилось несколько месяцев, он сам чуть не погиб.

– В таком случае я сомневаюсь, чтобы он захотел это повторить.

– Мы делаем то, что нам говорят, Майкл. Среди нас, священнослужителей, мятежников нет.

– Спасибо за напоминание.

– Ну и что же вы думаете?

– Я полагаюсь на вас и на архиепископа.

Этим же вечером молодой человек, готовящийся стать священником, бродил по Вудстокской семинарии штата Мэриленд. Он искал худого седовласого иезуита и нашел его, когда тот в раздумье прогуливался по аллеям семинарии. Юноша вручил ему телеграмму. Пожилой человек поблагодарил его, тепло посмотрел на юношу, затем повернулся и продолжал свои размышления. Он шел и любовался природой; иногда останавливался, прислушиваясь к пению малиновки и наблюдая за поздними бабочками. Он не вскрыл телеграмму и не прочитал ее, так как уже знал, что в ней написано. Он прочитал ее в пыльных храмах Ниневии.

Он был готов, поэтому и продолжал свою прощальную прогулку.

Киндерман сидел за столом в полумраке своего тихого кабинета. Свет от настольной лампы падал на ворох документов. Рапорты полицейских и отчеты из лабораторий, вещественные доказательства и служебные записки. В задумчивости он медленно разложил их в виде лепестков цветка, чтобы сгладить то мерзкое заключение, к которому они его привели и которые он никак не мог принять.

Энгстром был невиновен. Во время гибели Дэннингса он был у своей дочери – снабжал ее деньгами для покупки наркотиков. Он солгал в первый раз, чтобы не выдать ее и чтобы мать, считавшая дочь умершей, ничего не узнала. Когда Киндерман рассказал Эльвире, что ее отец подозревается в соучастии убийства Дэннингса, она согласилась все рассказать. Нашлись и свидетели, которые подтвердили рассказ. Энгстром был невиновен. Невиновен и молчалив. От него нельзя было узнать, что происходит в доме у Крис.