Алан Кранк - Кормилец

© Кранк А., 2020

© ООО «Издательство "Эксмо"», 2020

– Давай еще! – оценив расстояние от заднего борта до входа в тоннель, крикнул сержант.

«Урал» проехал еще пару метров.

– Хорош! – Пархомов отошел от машины и присел на приступок в тени забора.

Водительская дверь открылась. Из кабины вылез тощий пацан в застегнутой наглухо гимнастерке. Скрипнули засовы. Задний борт с громким лязгом распахнулся.

– А ты че застыл, Ивахненко?! – гаркнул сержант, повернувшись к безучастно наблюдавшему за происходящим Виктору. – Давай шевелись! Не на панели!

Виктор натянул грубые, протертые до дыр строительные рукавицы и посмотрел в раскаленное желтое небо. Разгружать сегодня придется одному. Митяй остался в казарме ждать врача. Вчера порвался мешок с какой-то серой дрянью. Митяй надышался, и теперь его рвет черными сгустками. «Служить правительству, не щадя своей крови». Все как в присяге. Плакат висит в коридоре, если кто вдруг забыл, зачем они здесь, можно перечитать.

– Рохли нужны, товарищ сержант?

– Ты в кузов глянь, придурок, – ответил Пархомов. – А потом спрашивай.

Виктор подошел к открытому борту. Водила показал пальцем в дальний угол пустого кузова, где стояла одна-единственная желтая бочка на двести литров.

– По доскам скатывай. В сектор «А». И давай побыстрее. Мы что, до вечера здесь загорать будем? – прикрикнул сержант.

Сектор «А» находился в дальнем конце тоннеля. Триста метров в глубь скалы. Место хранения самых опасных грузов.

– Поможешь? – спросил на всякий случай Виктор у водителя. Тот с виноватым видом мотнул головой и отошел к кабине. – Понял. Без обид.

«От этих бандеролек яйца чернеют и отваливаются», – предупреждал Саня, когда они с Митяем только прибыли на объект. Саню комиссовали. Что там у него случилось с яйцами, Витя не знал, но на лице у старослужащего не было ни бровей, ни ресниц, а из кровоточащих десен зубы торчали в разные стороны, как штакетник в бабушкином заборе.

Витя подставил к борту доски, чтобы скатить бочку вниз, и залез в кузов.

Обычно на бандерольках был нарисован желтый кружок с тремя закрашенными черным секторами и надписью «Осторожно, радиация!». Реже – череп с костями и двумя молниями, напоминавшими кокарды и шевроны офицеров СС из фильма про Штирлица. Иногда указывали место отправки груза. Чаще всего это были Арзамас или Москва, Институт имени Курчатова. На этой бочке не было ничего.

Виктор отвязал груз от переднего борта. Бочка оказалась примечательна не только отсутствием маркировки. Широкие стальные обручи усиливали стенки в трех местах, а сверху не было заливного отверстия. Раскаленный от жары металл жег руки сквозь строительные рукавицы. Пришлось поднапрячься, чтобы завалить бочку набок. Верхняя ее половина была заметно легче нижней, как будто на дно опустился тяжелый осадок.

Когда Виктор подкатил бочку к краю кузова, внутри что-то зашевелилось и с силой ударило по стенке. Парень отдернул руки и отступил на шаг.

– Че, услышал? Да? – окликнул сержант. – Очко сыграло? – Его обычно уверенный и самодовольный голос прозвучал испуганно и визгливо. – Не бзди, боец. Я знаю, что тебе показалось. Но это все херня. В накладной отметка Новороссийского порта, сделанная две недели назад. Сам подумай, продержится хоть что-то живое две недели без еды, воды и воздуха на сорокаградусной жаре в железной бочке? Это от жары металл вспучился. Видишь, контейнер по-хитрому запаян. А ты думал, мы князя Гвидона привезли? Давай тащи. Быстро, но аккуратно.

Сержант его не убедил, но самообладание вернулось. Что бы там ни стучало внутри, оно было запаяно в металлический саркофаг. Виктор спрыгнул из кузова и аккуратно скатил бочку вниз по доскам.

– По инструкции я должен топать туда вместе с тобой, Ивахненко. Но я думаю, ты и сам справишься. Только не вздумай чудить.

– Это как, товарищ сержант?

– А так. Поставишь бочку и бегом обратно. Давай шевелись. Пять минут в твоем распоряжении.

Витя кивнул и покатил бочку в глубь тоннеля. Сначала подземная прохлада приободряла его. Он шагал уверенно, быстро, выбивая кирзачами гулкие жизнеутверждающие звуки и толкая бочку вперед. Но потом коридор немного свернул вправо, и легкая тень, в которой он пребывал все это время, превратилась в густой сумрак. Звуки стихли.

Продержится хоть что-то живое две недели без еды, воды и воздуха на сорокаградусной жаре в железной бочке?

Виктор вспомнил пойманного три года назад сома, который жил еще с полчаса после того, как он выпотрошил его. Может, трепыхался бы и дольше, если бы сестра не порезала и не побросала вздрагивающие кусочки мяса на раскаленную сковороду.

Редкие, закованные в стальную сетку светильники не освещали, а скорее указывали путь. Решетчатая дверь в сектор «А» была приоткрыта. Виктор закатил бочку за ограждение и остановился около красного ящика с песком, над которым висели багор и лопата. Проходы и пожарные щиты не загораживать – главное правило работы на объекте. Вдоль всех трех стен стояли поддоны с мешками из Арзамаса и фанерные коробки. Грузоотправителя коробок Витя не помнил, но помнил, как они с Митяем тащили их сюда. Каждая весила больше центнера.

Поставишь бочку и бегом обратно.

«Куда поставишь, мудак ты хренов?» – мысленно огрызнулся Витя и еще раз оглядел забитый бандерольками тупик. Вернуться и спросить Пархомова – нарваться на обидную ругань, бросить тут – то же самое, но позже.

Рука, лежавшая на бочке, вдруг почувствовала, как что-то скребется изнутри. Виктор снял рукавицу и приложил ладонь к теплому железу. Вспучивание металла? Черта с два. Там точно было что-то живое. И довольно крупное. Намного крупнее того сомика, который продолжал жить после смерти.

Только не вздумай чудить.

– Да пошел ты, – вслух ответил Витя, присел на корточки рядом с бочкой и прильнул к ней ухом.

– Выпусти меня, – сказало ему то, что было внутри.

Хотя жена и дети спали, Игорь, закрыв дверь кабинета, провернул барашек защелки и подергал за ручку. В крохотной каморке, бывшей когда-то кладовой, едва умещались письменный стол, шкаф и легкое офисное кресло. За шесть лет владения домом Игорь запирался в кабинете дважды. Первый – когда перечитывал скопленные на покупку «Тойоты» деньги. Второй – когда плакал, узнав о смерти отца.