Ширин Шафиева - Сны Ocimum Basilicum [litres]

В день свадьбы Исмаил, одетый в дешёвый, но яркий костюм, пришёл домой к своей невесте с чемоданом косметики и укладочных средств. Не менее двух часов колдовал он над лицом Анастасии, и в конце концов голова её стала похожа на мыльный пузырь, переливающийся всеми цветами радуги и увенчанный начёсом с тиарой. Вслед за этим последовал ритуал заталкивания Нюсики в платье, а за ним – ещё один, самый главный: фотосессия.

Разумеется, Нюсики снималась одна, без Исмаила. Не каждый день бываешь настолько красивой! Она нагибалась, чтобы лучше продемонстрировать декольте, и изображала воздушные поцелуи, адресованные зрителю. Исмаил терпеливо делал сотни кадров, потому что страдания Нюсики по Алтаю ему надоели, и он надеялся, что рано или поздно она уломает своего несговорчивого возлюбленного.

Они вошли в зал к гостям в семь часов. Играла традиционная Вагзаллы [30] Свадебная мелодия. , Нюсики шла, повиснув на руке Исмаила, и визуализировала Алтая на его месте. Ей казалось, что она – принцесса, шествующая на собственную коронацию, тяжёлый шлейф платья тянулся за ней, будто королевская мантия. Она чувствовала сотни восхищённых взглядов на себе, но не удостоила гостей ни улыбки, ни даже поворота головы. Это была репетиция главного дня её жизни.

Они обошлись без первого танца жениха и невесты и уселись за свой главный стол на двоих, украшенный искусственными белыми розами. Только тогда Нюсики, укротив подол платья, смогла разглядеть столы.

Огромный зал на пятьсот человек казался пустым. Тут и там за круглыми столами сидели одинокие гости, явно чувствовавшие себя не в своей тарелке. Сглотнув, Нюсики принялась считать пришедших, несколько раз сбившись, насчитала восемьдесят с лишним человек.

– Где остальные? Они что, тупые совсем? Мы же сказали, что начало в шесть! – с негодованием сказала она Исмаилу. Тот развёл руками. Он знал, что его родственники не придут: мать пригрозила разорвать с ними все отношения, если им вздумается там появиться. Отец Исмаила позже тайком подошёл к сыну и предложил:

– Нехорошо, давай я приду, просто маме не скажем.

– Не надо, – великодушно ответил Исмаил. – Она узнает, поругается с тобой. Ничего страшного. Я не обижусь, и Анастасия всё понимает. Маму не обижай.

Даже с отсеявшимся кланом Исмаила гостей с обеих сторон, по его подсчётам, должно было хватить на неплохой доход со свадьбы. Нюсики всегда хвалилась своей популярностью среди друзей, и тем не менее большинство из них не пришло ни к семи, ни позже. Остальные поковыряли что-то в тарелках, вяло потанцевали под национальную музыку, некоторые сфотографировались с женихом и невестой, надутыми и недовольными, и лишь самые упёртые остались до разрезания торта в надежде наесться хотя бы им, но бисквит оказался чёрствым, а крем имел отчётливый привкус маргарина, так что и эти авантюристы почти сразу же разошлись.

После свадьбы Нюсики с Исмаилом отправились на съёмную квартиру, которую новоиспечённый муж арендовал на свои собственные деньги. Там, расположившись на полу (Нюсики – в одном исподнем, потому что измучившее её платье содрала с себя, едва переступила порог нового жилища), они быстро пересчитали все деньги, что им подарили, и выяснилось, что они не только ничего не заработали, но и попали в минус на шесть тысяч манатов.

– Если бы у тебя были мозги и ты взяла платье напрокат, а не вые…лась и покупала это за хрен знает сколько, мы были бы в минусе только на две штуки, – сказал рассерженный Исмаил.

– Ага, конечно! – вскинулась Нюсики. – Если бы твоя мамаша не крутила всеми мужиками вашей семейки, и вы не были такими тряпками…

Исмаил стукнул её по губам, не дав договорить. Между ними произошло что-то вроде драки, в которой обе стороны заботились не столько о том, чтобы нанести противнику урон, сколько о том, чтобы не дать нанести урон себе. При этом они непрерывно выкрикивали обвинения в адрес друг друга, и стало ясно, что каждый втайне думал о другом всё то время, что они дружили.

Устав, они уселись в разных концах комнаты, гневно схватились за телефоны и начали жаловаться: Исмаил – любовнику, а Нюсики – Дине. Правда, и на Дину Нюсики была в страшной обиде: та не пришла на свадьбу и не подарила ей деньги, словно бы считая это само собой разумеющимся, ведь она знала, что бракосочетание – фарс, но могла бы и прийти, ещё подруга называется. Пятидесяти манатов пожалела, мерзавка. Нюсики запомнит это.

Она была вне себя от ярости и проклинала всех виноватых – тех, кто не пришёл, Исмаила с его проблемными родственниками, ресторан с его неподъёмными ценами, даже своих друзей диджея и ведущего, которые решили, что провести вечер бесплатно будет достаточно для подарка новобрачным. А ещё она проклинала Алтая, ведь это он своим недоверием заставил всё так произойти, это он перепрограммировал Вселенную, и успех Нюсики обернулся крахом. Его неверие оказалось сильнее её веры. Словно он нарочно не давал ей возможности помочь себе, чтобы не быть обязанным.

Злость требовала выхода, поэтому Анастасия притворилась, что заснула на диване, а затем потихоньку взяла телефон Исмаила, когда он тоже отправился спать, и послала его матери сообщение, в котором рассказала всю правду о своём друге, его ориентации и их свадьбе, и заканчивалось письмо словами: «Я просто хотела чтоб вы тоже знали». После этого она отключила телефон, чтобы никто не мог дозвониться до Исмаила раньше, чем она уйдёт. Довольно посмеиваясь и представляя себе, какая сцена сейчас разыгралась в доме злополучного стилиста и что ему предстоит пережить завтра, Нюсики оделась в заранее приготовленную повседневную одежду, вызвала такси и, взвалив неподъёмное платье на спину, побрела на улицу.

Утром она проспала и опоздала на работу, где её, впрочем, никто и не хватился. Разбудили её звонки Исмаила. Он звонил долго и упорно, а потом, не дождавшись ответа, отправил несколько сообщений, в которых матерных слов было больше, чем обычных, и в довершение предупредил подружку, что и так пострадал из-за всей этой истории и подлости Нюсики, потому кредит пусть выплачивает сама как знает. Нюсики ответила: «Ну и пошел нах… заднеприводный XD XD XD» , и быстро заблокировала везде своего теперь уже, очевидно, бывшего лжемужа. Так закончился самый короткий фиктивный брак за всю историю браков.

Алтай не стал добивать Нюсики излюбленной фразой всех правых: «А я тебе говорил». Он даже попытался проявить заботу – «что же ты теперь будешь делать?», но Нюсики взъерепенилась и обвинила во всём своего «жениха».

– Если бы ты верил в Нюсики, верил в свою любимую женщину, всё было бы хорошо!

– Но ты никогда не была моей любимой женщиной, – резонно ответил Алтай. В ответ Нюсики разревелась и показала пару мест из их переписки, в которых он неосторожно настрочил формальное «я тебя люблю» в ответ на её истерические, сдобренные восклицательными знаками требования написать это. «Ты жалкая, инертная тряпка, – сказал себе Алтай, – ты позволяешь жалости к другим убить любовь к себе самому, поэтому поделом тебе». Неожиданно тусклую апатию в нём сменила жгучая ненависть, захотелось ткнуть Нюсики носом в приворот, как щенка в лужу, но вместе с ненавистью в Алтае пробудилась давно дремавшая любовь к интригам и драматическим развязкам, приобретённая ещё в детстве за чтением исторических романов, так что разговор о привороте он решил оставить на самый конец.