Алексей Атеев - Псы Вавилона

Парочка кое-как протиснулась сквозь заросли шиповника, причем Джоник про себя отметил, что они стали как будто еще гуще. Наконец они оказались на открытом месте. С Горы город просматривался как на ладони. Прямо под ними, внизу, белел аккуратными домиками, укрытыми зеленью садов, поселок Американка. Далее шло хаотичное скопище бараков, за которыми высились заводские трубы. А уж за ними виднелась гигантская лужа заводского пруда, на противоположном берегу которого начиналась степь, тянувшаяся до гряды голубых гор, ограничивавших горизонт.

— Нам туда, — сказал Тимошка, указывая в сторону железнодорожного полотна — Минут сорок идти. Нет, ты подумай, Джоник, Поп меня мелкособственническим обозвал! Разве это справедливо?! Я норму постоянно перевыполняю, на доску меня повесили. А этот Поп... — Тимошка сплюнул. — Ты с ним поосторожнее, — почему-то шепотом произнес он.

— В каком смысле? — не понял Джоник.

— Да ведь он сексот.

— Кто?

— Секретный сотрудник. В органы доносит.

— Ты откуда знаешь?

— Так все говорят. Ну и черт с ним. Конечно, у нас на Шанхае всякий народ живет. Тут он прав. Но мы-то пролетарская косточка. А он нас — в трубу сажать, жопу сажей мазать! Сука поповская! Сами-то мы московские. Батяня на заводе Гужона слесарил. Он хоть и беспартийный, но завсегда с большевиками. И это... — Тимошка вновь понизил голос, хотя рядом не было ни души, — раньше в ихих рядах находился. Вычистили за милую душу, вроде в какой-то оппозиции состоял. Брехня! Батяня не любит об энтом толковать, только когда выпьет, вспоминает... В тридцатом мы сюда приехали. Заметь, по доброй воле. Родина призвала промышленный гигант строить. И мы как дураки из Первопрестольной, можешь себе представить, в энту тундру отправились. Голая степь, ветра дуют дикие, а мы в палатках обитаем Сестренка младшая заболела воспалением легких и вскорости померла. Тогда батяня решил строиться. Не жить же в палатке. Ну и соорудил в Шанхае хибарку. Можно, конечно, было и в бараке угол получить, но батяня ни в какую. Не нужен, говорит, мне их клоповник. А так он мужик идейный. И Владимира Ильича не раз видел. Даже разговаривал с ним.

— Расскажи мне о Шанхае, — попросил Джоник. — Что за люди в нем обитают, почему он так называется?

— Всяки-разны живут. Как и всюду. Есть нормальные люди, рабочие... кто-то служит. Ворья всякого хватает, шлендры имеются.

— Шлендры — это кто?

— Девки гулящие. А почему Шанхаем прозывается? Тесно у нас и грязно, как в Китае. Ютимся, понимаешь, в нечеловеческих условиях, как недавно написали в газетке. — Тимошка засмеялся. — Но, с другой стороны, сами себе хозяева. Во дворике травка растет, яблонька... Выйдешь утречком поссать, далеко вокруг видать. Это батянькина присказка.

— А отец твой чем занимается?

— В механослужбе, на прокате пашет. Я же говорю: слесарь он высшей квалификации с дореволюционным стажем Ценят батяню ого-го как!

— Давай дальше про Шанхай.

— Говорю же, людишки у нас самые разные. Есть и бывшие. Вот по соседству два старика живут. Одного кличут дядей Костей, а второго больше Французом называют. Он и вправду француз. Оба — дворяне. Кстати, этот, который кровопивцев вычислил, у них остановился.

— Ты сам-то веришь в эти рассказы?

— Про кровопивцев-то? Еще как верю. Что старики на кладбище ходили и могилку раскопали — достоверно на сто процентов. Кровища из мертвого тела так и хлестанула! Откуда в мертвяке кровища свежая?

— Ты же сам не видел.

— Мало ли что не видел. Рассказал мне Хасан-татаренок. Он сам лично там был и могилку раскапывал. Врать не будет. А вчерась горелого кровососа я сам видел. Девчонка Скворцовых Наташка Это с ее братца все и началось. Всю родню свою перекусал. И, говорят, не только. Мильтон у нас пропал. Хохлом звали. Здоровенный такой. Вроде тоже хотел эту нечисть выловить, но не получилось без сноровки-то. Слабоват против них оказался. Тут одним «наганом» не обойдешься.

— Похоже, ты заливаешь.

— Гадом буду! Не веришь, идем со мной, сам все покажу.

— Что же ты покажешь?

— Дом сгорелый...

— Мало ли от чего он мог сгореть. Но при чем тут вампиры?

— Как ты сказал? Повтори!

— Вампиры.

— Во-во! Так он их и называл.

— Кто?

— Старик этот. Который девчонку отыскал. Однако, говорит, не всех еще обнаружил. Дальше будет поиски вести.

— Весьма странный рассказ.

— Да чего там! Эти... как их...

— Вампиры.

— Да, они. Это еще что. А знаешь, сколько на Шанхае колдовок живет? Одна Салтычиха чего стоит. Вот веришь — нет, на человека взглянет черным глазом, пошепчет чего-то под нос, поплюет по сторонам, и готово!

— Что готово?

— То самое. Начинает бедолага чахнуть и, если вовремя не примет меры, того... в ящик сыграет.

— Чушь.

— Ничего не чушь. Другой случай опишу. У соседей наших, Опунцевых, сын женился, лет на пять меня старше. Срочную отслужил в Вологде, что ли, там же сыскал себе бабу и сюда привез. А свекровь-то, Опунциха, сношку ох невзлюбила! И то она не так делает, и это не эдак. Словом, раскоряка беломорская. Иначе и не величала. А бабенка из себя словно сдобная булка сметаной намазана. Пухлая, белая, не ходит, а плывет. Правда, медленно все сполняет, словно во сне, может, это свекрови и не нравилось. Но старухе-то какое дело? Главное, Петру, мужику ейному, она больно по вкусу пришлась. И тут стала бабенка чахнуть. А почему? Спать потому что не могет. Лягет в постелю, и ни в одном глазу. А то вроде задремлет, и ровно кто ее под бока толкает. А они с Петром в отдельной комнатухе проживали. Видит баба, дело плохо. Извести ее хотят. Надоумил кто-то пойти к Салтычихе. Та научила. Возьми, говорит, и перебери постелю, на которой спишь, а все, что найдешь, мне принеси. Ну, эта вологодская шмара давай шебуршить в постеле и, представляешь, Джоник, нашла!

— Интересно, что же?

— Не то косточки человеческие, не то перышки вороньи. Словом, всякий сор, непонятно откуда взявшийся. Она сложила все в кулек и побежала к Салты-чихе. Сожгли, значит, эту дрянь, и все наладилось у их.

— Спать снова хорошо стала? — насмешливо спросил Джоник.

— Видать, так. Вскорости они съехали от родителев. В бараке, на Доменном нынче проживают.

— Чепуха все это. От темноты и бескультурья проистекает. Выдумывают всякую чушь...

— Не скажи. А вот еще был случай...

— Послушай, — перебил Тимошку Джоник, — почему борец с вампирами остановился у этих, как ты их называешь, «бывших»?

— Кто его знает, — пожал плечами Тимошка, — должно, ихин знакомец. Высоченный дядька, которого еще называют Французом, тоже вроде по колдовской части знаток.

— А кто они такие? Чем живут эти самые «бывшие»?

— Дядя Костя — сторож в детском саду, а так, слышно, картами промышляет. А Француз — счетовод в какой-то артели.