Алексей Атеев - Псы Вавилона

— Зря ты так, Николай Михайлович, — вконец обидевшись на Попова, со слезами в голосе произнес Тимошка и махнул рукой. — Пойдем, Джоник, выпьем с тобой.

— Я знаю, почему Поп на Шанхай нападает, — сообщил Тимошка, наливая себе и американцу. — У нас там последнее время действительно не все ладно. Он, видать, наслышан, вот и злобствует. А я тут при чем? Мало ли кто где живет. Как работать, так — вперед.

— Что у вас такого происходит на Шанхае? — осторожно поинтересовался Джоник.

— А-а, говорить неохота. — Тимошка проглотил водку и захрустел луком. — Понимаешь, — прожевав, сказал он, — действительно дела творятся странные. Кому расскажи не поверит.

— Ну-ну?

— Ты, Джоник, выпей сначала, а то рассказывать не буду.

Американец пригубил свой стаканчик.

— До дна. Или тоже не уважаешь? Вот так. А творятся у нас дела лихие вот уже с месяц, а то и больше.

Началось все с того, что в одночасье умер пацан, вроде змея его укусила. Ну, схоронили. А через пару дней по поселку пошел слух: мальчонка по ночам из могилы встает и к родне ходит. Так или не так, не знаю, сам не видел. Несколько стариков пошли на кладбище, разрыли могилу и вбили в мертвое тело кол.

— Неужели такое возможно? — в изумлении спросил американец.

— Отвечаю за базар! Тому полно свидетелей. Кровища, говорят, из тела так и хлынула. Свежая, между прочим, кровища. Мальчонка-то оказался... Как это? Слово забыл.

— Вампир?

— Вот-вот. Собралась толпа. И пошли громить родителев евоных. Дом сожгли, всех укокошили.

— Не может быть!

— Да точно. Не веришь — можешь прийти посмотреть. От халупы ихой одни головешки остались. Так вот, прибили этих кровопивцев, да, видать, не всех. Люди исчезать стали. Вот мильтон один пропал, потом босяк какой-то... А днями объявился дедок не дедок, но немолодой уже человек. Опять же говорю с чужих слов. Этот самый человек, вроде специалист по кровососам, специально приехал их изничтожать. Так он обшарил пепелище, в погреб, понимаешь, залез и нашел еще двух: босяка этого и девчонку, хозяйскую дочку. Вытащили девчонку из погреба, а она возьми и сгори. Такая вот интересная история.

— А специалист этот как выглядит?

— Сам не видел, но, говорят, невысокий, плотный... В руках носит чемоданчик, как у врачей. Знаешь, что ли, его?

— В поезде ехал с похожим человеком. Может, он...

— А. то сходим на Шанхай? Посмотришь наше житье-бытье.

— Я не возражаю.

— Вот и хорошо. После гулянки сразу и пойдем.

Человек, которого довольно поверхностно описал Тимошка, очень походил на гражданина, с которым американец познакомился в поезде.

Переполненный впечатлениями, Джоник возвращался в Соцгород. Он побывал на двух промышленных предприятиях, по масштабам сравнимых со здешним металлургическим заводом. В Свердловске Уральский завод тяжелого машиностроения произвел на него особенно сильное впечатление. По оснащенности новейшим оборудованием он наверняка превосходил завод фирмы «Дженерал Электрик» в Шенектеди, а сам Свердловск выгодно отличался от Соцгорода. Снабжение продуктами организовано значительно лучше. И условия труда иные. Сверхурочно здесь трудились только в исключительных случаях, тогда как в Соцгороде сверхурочная работа являлась правилом. Сам же Свердловск в культурном и бытовом отношении был несравним с Соцгородом В нем имелись настоящие театры и большие дома со всеми удобствами. Казалось, жизнь в этом крупном провинциальном центре более спокойна и размеренна,

И все же Джоника не покидало чувство, что все происходящее в СССР зыбко и неопределенно, а самое главное, гражданин этой страны не хозяин себе, а всего-навсего мельчайший, легко заменяемый винтик в громадном, зачастую недоступном пониманию механизме государства. Несложно было понять, почему именно здесь, в сердце России, на Урале, наиболее удаленном от границ страны регионе, создается громадный промышленный район, но как объяснить тот факт, что к людям, строящим и обслуживающим эти промышленные гиганты, государство относится, как к рабам? Если, допустим, раньше был царь, дворяне и капиталисты и именно они угнетали трудовые массы, то сейчас эксплуататорские классы уничтожены, но рабский труд не только не исчез, напротив, приобрел еще более изощренные формы. Виданное ли дело: чтобы построить один завод, нужно согнать с насиженных мест тысячи, да какое тысячи, десятки тысяч людей, причем в большинстве своем принудительно. Рушится не только вековой уклад, по сути, уничтожается основа государства — свободный производитель товарного продукта. А ведь только свободный человек способен построить свободное общество. Однако нельзя отрицать, что СССР сегодня — самое передовое государство в мире. Здесь проводится грандиозный, доселе невиданный эксперимент. «Через тернии к звездам» — написано на американском гербе. Для СССР подобный девиз сегодня более актуален, чем для Америки. Может быть, жертвы не напрасны? И величайшее напряжение нации принесет невиданные плоды?

И все равно, как бы ни было здесь интересно, навсегда в России он не останется. Основная цель его жизни здесь — написать книгу. Правдивую книгу! В ней будет все, что увидел и испытал сам: ледяные ветра и обжигающий мороз, изнуряющая физическая работа полуголодных людей и невиданные темпы строительства гигантского завода, нечеловеческие условия быта и неподдельный энтузиазм голубоглазых полуграмотных пареньков, вчерашних крестьян...

Ради будущей книги он терпел отсутствие комфорта, лишения и разлуку с родными. Но не только книга занимала его мысли в последнее время. Еще больше Джона волновала Аня. Он сделал ей предложение стать его женой. Предложение тщательно обдуманное и взвешенное. Профессорский сынок — он вообще не принимал решений спонтанно, руководствуясь сиюминутными порывами. Разум должен доминировать над чувствами.

Любил ли он Аню? Мысленно он не раз задавал себе подобный вопрос. Однако за первым постоянно: следовал второй: а что, собственно, такое любовь? Привязанность, жалость, нежность?.. А, может быть, просто половое влечение? Все это присутствовало в его отношении к девушке. Но вот можно ли назвать комплекс чувств и инстинктов любовью?

С другой стороны, жениться все равно когда-нибудь придется. А Аня наверняка будет прекрасной женой. Любящей и преданной...

Так размышлял Джоник, сидя в переполненном вагоне поезда Свердловск — Соцгород, когда на станции Карталы к нему подсел немолодой пассажир с небольшим саквояжем в руках, вроде тех, в каких обычно акушеры носят свои инструменты. Впрочем, «подсел» в данной ситуации являлось не совсем подходящим словом. Пассажир с саквояжем был втиснут между Джоником и молодой деревенской бабенкой, которая, как успел узнать американец, ехала из-под Пензы к мужу, работавшему в Соцгороде на какой-то стройке. Бабенка пискнула и попыталась было возражать, но толпа в вагоне бурлила и так толкалась и ругалась, что молодка, напуганная происходящим, тут же примолкла.