Алексей Атеев - Псы Вавилона

— Здесь всегда так... — непонятно кому сообщил Джоник. — Узловая станция.

— И все в Соцгород едут? — ужаснулась бабенка.

— Само собой.

Пассажир с саквояжем повернул голову и внимательно взглянул на Джоника:

— Вы там проживаете?

Американец подтвердил данный факт. В этот момент поезд тронулся и медленно покатился вперед. Шум в вагоне достиг кульминации, в довершение дико заорал ребенок. За окном стояла глубокая ночь. Пронеслись станционные огни, и состав нырнул в море мрака. Шум в вагоне стал постепенно стихать, зато, несмотря на раскрытые окна, пространство заполнили клубы махорочного дыма, настолько едкого, что сидевшая на одной скамье с Джоником молодка принялась чихать. Через полчаса угомонились и курильщики. Большинство пассажиров спали, а тех, кто не мог уснуть, сковало нечто вроде оцепенения. Струи прохладного воздуха врывались в вагонные окна, запахло лугом и болотом. Джоник, не в силах по-настоящему заснуть, таращился в ночь.

— Не спите? — услышал он над ухом тихий шепот и обернулся к своему соседу.

— Как будто нет.

— Долго ли нам ехать?

— Трудно сказать определенно. Вообще-то часов пять, но, возможно, если пойдет встречный товарняк, придется стоять на разъездах. Ведь путь одноколейный.

— Сами живете в Соцгороде?

— Да.

— Извините за навязчивость, но вы, кажется, иностранец?

— Американец.

— И что же вас сюда привело? Убеждения или деньги?

Джоник привык к подобному вопросу и ответил почти автоматически:

— Скорее убеждения, но в большей степени интерес к происходящему в вашей стране. Я не член компартии, не комсомолец, хотя и сочувствую социалистическим идеям.

— Понятно, понятно... — Попутчик замолчал. Не то задремал, не то обдумывал новый вопрос. Оказалось последнее.

— И не разочаровались?

Джоник насторожился. Он знал: стукачей нынче хватает. Собеседник, видимо, догадался, о чем подумал американец.

— Вы не беспокойтесь, — произнес он тихо. — Расспрашиваю исключительно из личного любопытства. Не знаю, как в Америке, а в России всегда принято беседовать с попутчиками о житье-бытье. К тому же редко встретишь столь экзотическую фигуру, как вы.

— Что же во мне экзотического?

— Как что? Иностранец, а едете в общем вагоне. Не коммунист, а помогаете строить социализм из идейных соображений... Словом, уникум — В тоне собеседника Джонику послышалась легкая ирония. Истинно русский человек послал бы навязчивого незнакомца куда подальше, но воспитанный американец этого себе позволить не мог, хотя отлично усвоил адреса, по которым отправляют в России. Кроме того, он понимал, что уснуть вряд ли удастся, а попутчик не особенно походил на штатного осведомителя. Отчего в таком случае не побеседовать? Человек с саквояжем, похоже, решил сгладить неловкость.

— А я вот просто путешествую, — сообщил он. Джоник снова насторожился. До сих пор он не встречал советских граждан, которые раскатывают по стране для собственного удовольствия. Обычно все перемещались куда-либо с определенной целью.

— То есть, конечно, не просто ношусь, как ветер в поле. Сейчас вот отправился навестить приятеля, который проживает в Соцгороде. Давненько, знаете ли, не видел. А вообще-то я — научный работник, историк, сотрудник краеведческого музея в городе Кинешма.

Джоник неопределенно кивнул. Историк... Кинешма... Ерунда какая-то. Неясный — человек опасный. Это присловье часто повторяет сосед по комнате Коля Попов.

— А вы в каком качестве в Соцгороде?

— Не совсем понял.

— Работаете кем?

— Сварщиком.

— Значит, рабочий класс?

— Именно.

— А по разговору — интеллигентный человек.

— Думаете, рабочий не может грамотно разговаривать?

— Возможно, я просто плохо знаю данную социальную прослойку.

Спящая рядом молодуха громко всхрапнула, потом зачмокала губами.

— Тоже в Соцгород едет, — заметил человек с саквояжем, кивнув на бабенку. — К мужу, — пояснил Джоник.

— Ну и как вам в Соцгороде? В прессе много пишут, но я, откровенно говоря, не доверяю нынешним газетам. При батюшке-царе тоже врали, но не так.

— Вы не боитесь вести подобные разговоры? — откровенно спросил Джоник.

— Думаете, провоцирую вас?

— Во всяком случае, ведете себя крайне неосторожно.

— Или, того хуже, подозрительно. Но мне, честно говоря, бояться нечего. Извините, не приучен. Да и кто тут нас услышит? Утром поезд придет на вокзал, и все разбегутся кто куда. Стукачи в общих вагонах не ездят.

— А я на вас подумал, — сообщил Джоник. Человек с саквояжем засмеялся.

— Какой смысл вас провоцировать. Вы иностранец, тем более — американец, к подобным людям власти относятся крайне осторожно. Нет, дорогой мой янки из Коннектикута...

— Почему вы решили, что я из Коннектикута? — изумился Джоник.

На этот раз владелец саквояжа расхохотался так громко, что привалившаяся к его плечу бабенка проснулась и испуганно спросила:

— Что, уже приехали?

— Неужели не помните Марка Твена? — отсмеяв-шись, спросил попутчик.

— А-а, конечно, конечно... — проговорил Джоник. — Как же я мог забыть!

— Эй, вы там, интеллигенция, кончайте базарить! — произнес недовольный голос с третьей полки. — Спать мешаете, черти.

— Так что все-таки происходит в Соцгороде? — шепотом спросил человек с саквояжем.

— Идет строительство. Собственно, завод уже работает, но пускают новые цехи, да и сам город приобретает цивилизованный вид.

— Это понятно. А как живут люди?

— По-разному. Быт достаточно неустроен. Но все очень быстро меняется.

— Значит, возводите Вавилонскую башню?

— Почему Вавилонскую? — не понял Джоник. — Строим вполне обычный завод. Конечно, гигантский, возможно, даже крупнейший в мире. Но цель вполне реальна, к тому же она уже воплощена в жизнь. Завод дает металл...

— Я не завод имею в виду...

— А что же?

—Так...

— Наверное, вы понятием «Вавилонская башня» обозначаете социализм, — догадался Джоник.

— Что-то в этом роде.

—Думаете, не получится?

— Смею предположить.

— Почему?

— Утопия. Причем утопия, замешенная на крови. А в основе ее лежит миф о всеобщем равенстве.

— Вы считаете, что равенство — это миф?

— Всеобщего равенства можно достигнуть только насильственным путем, да и то на короткое время. Любое общество имеет тенденцию к непрерывному расслоению, что порождает движение вперед, другими словами, прогресс. А истинное равенство может иметь только одну форму: всеобщее равенство перед законом. В нашей стране до этого пока далеко.

— Законы разные бывают...

— Вот именно. Законы должны не диктоваться какой-либо группой, а приниматься всенародно избранным органом власти, допустим, парламентом.

— Тут я с вами согласен, но что касается утопии, мифа...