Руслан Юрьев - Параллели Зазеркалья [litres]

– Слушаю, – прозвучал приятный женский голос.

– Привет, Наташа…

– Здравствуй.

– Как дела?

– Нормально. А у тебя?

– Так себе, – угрюмо ответил Андрей.

– Ну… – протянула Наташа после небольшой паузы.

О господи, какое равнодушие в ее тоне! Боль… Раньше все было совсем по-другому. Андрей еле сдержался, чтобы не заплакать.

– Когда… ты сможешь со мной встретиться? Нам нужно поговорить.

– Андрей! Я уже сказала, что занята эти дни.

– Может, сегодня?

– Нет! Сегодня у меня уроки танцев, а завтра – встречи по работе. Созвонимся на следующей неделе, если что. Извини, мне пора, счастливо.

– Пока… – только и успел вымолвить он.

Сжимая мобильный, Андрей закрыл глаза. Соленые слезы потекли по щекам. Ему хотелось рыдать, голос Наташи эхом отдавался в его голове, рикошетя от обиды и боли. Он любил ее до сих пор и не мог вырвать это чувство, как больной зуб. Он не хотел смириться с тем, что потерял ее, что она больше не его женщина. Андрей прекрасно знал, что сегодня у нее не было никаких уроков танцев. Расписание он выучил наизусть, и тот факт, что она солгала ему, с трудом укладывался у него в голове. Но, повинуясь надежде в ее ярко-алом платье, которым можно любоваться только на расстоянии, Андрей решил направиться в школу танцев. «Вполне возможно, что в последние дни расписание поменялось», – с горечью подумал он, стирая слезинку. Надо самому убедиться во всем.

Прежде чем отправиться в путь, Андрей оглянулся и заметил на одной из веток кустарника с красными цветами огромную бабочку. Она раскрыла крылышки, на которых узор походил на растянутые в улыбке губы, словно взывавшие к нему: «Улыбнись, все будет хорошо».

Но в ответ улыбки не последовало…

Все, что ему запомнилось, – гулкий удар тяжелой двери его апартаментов, обрывающий слова приветствия соседа. Путь, проделанный от острова, был затуманенным, он ничего не помнил. Поначалу его мозг – как казалось, из хрупкого алебастра – отказывался что-либо обдумывать.

Максим сидел, уткнув лоб в ладонь. Никаких мыслей. Хотя нет… слишком много мыслей, от которых хотелось бежать. Если бы он был Бодхидхармой, Дамо из Паллавы, тогда, вероятно, сумел бы опустошить свой разум и проанализировать каждую мысль по отдельности. Но, увы. Максим Любимов не был Бодхидхармой или Дамо из Паллавы, он не умел опустошать мозг, такая техника была ему незнакома. Поэтому он и сидел, уткнув лоб в ладони, пытаясь отбиться от этих ужасных мыслей.

«Что ты наделал?.. Опять… Как?.. Как ты мог это допустить?.. Почему ты позволил себе совершить это?..».

Ладони сильнее сдавили череп, как будто он намеревался выдавить неприятные мысли. Но их поток не иссякал.

Надо было что-то предпринять, чтобы остановить это. И тут ему вспомнилась прочитанная где-то история об одном человеке, основателе боевого искусства.

Однажды японский врач и мудрец вышел в зимний сад. Холодный морозный ветер пощипывал его кожу, начинающаяся вьюга кружила снег по саду. Снежинки летели с неба, облачая деревья в белые наряды. Вдруг он заметил, как на ветке одного могучего дерева снега становилось все больше и больше. По мере того как снег накапливался, ветка начала прогибаться. Она была крупная и не собиралась сдаваться – сопротивлялась как могла, но слой снега на ней становился все толще и толще. Наконец, не выдержав тяжести скопившегося снега, ветка сломалась и упала в сугроб. Снег продолжал идти, а врач – наблюдать за зимним садом. На другом дереве – иве – он увидел ветку поменьше. На ней также собрался порядочный слой снега. Ветка поначалу тоже сопротивлялась, но вдруг прогнулась и стряхнула с себя весь снег одним гибким движением. Врач захлопал в ладони от пришедшей в голову идеи для философии и боевого искусства: «Будь гибким. Используй силу противника, чтобы сокрушить его же».

Из этой притчи можно было извлечь кое-что полезное «Гибкий и расслабленный разум сильнее любой мощи, – подумал Максим. – Не нужно с натугой сопротивляться натиску чего-то враждебного, напрягая все свои силы. Иногда лучше принять этот негатив, поднять голову, сказать: “Ну, давай!”. И тогда этот навязчивый поток негатива отступит, спадет. Пускай мысли меня атакуют, я их не боюсь!».

Он поднял голову. Его крепкая натура проявила себя и не дала пасть духом. Упорядочив мысли, можно все обдумать, не задавая тупых риторических вопросов. Это нелегко, но…

Итак, судя по отрывочным воспоминаниям, он, скорее всего, убил девушку в саду на острове, попав под дождь. Последнее, что ему запомнилось, – прядь волос, заглатываемая ведром. После этого – темнота, вплоть до того момента, как он оказался у себя в квартире. Что за наваждение… Казалось, кто-то залез в его голову и вырезал часть памяти. Как бы он ни пытался восстановить картину, все было безрезультатно. Голова, которую его руки опускают в ведро, и квартира. Все. Никаких больше проблесков, ни даже намеков. Что произошло дальше у сарая и как он добрался домой – загадка. Он знал, что в момент стресса люди действуют инстинктивно, рациональное сознание отключается, поэтому вполне возможно, его мозг просто стер все то, что было сделано ради выживания. Своего рода амнезия, как после сильного шока. Хотя вряд ли, он не ощущал себя особо шокированным.

Другая гипотеза состояла в том, что, возможно, зверь, пробуждающийся в нем во время дождя, умеет скрывать свои деяния от сознания… Действует вне памяти, в каком-то ином измерении разума. Максима даже передернуло – настолько пугающей показалась ему эта мысль. В любом случае, он никак не мог вспомнить, что было после… убийства.

Странным было и то, что до сих пор никто из его друзей не позвонил. Уж Иван-то Савельевич должен был сообщить о том, что случилось на вилле. Может, еще не спохватились? Сомнительно. Максим глянул на часы. Время приближалось к вечеру, следовательно, прошла целая ночь и почти весь день. И за это время никто, включая бойфренда Елизаветы, не поинтересовался, где же она?

Тут Максим вспомнил, что бóльшая часть виллы просматривается камерами, но за этим сразу последовала другая мысль, поразившая его хладнокровием. Он четко помнил, что место у дровяника, где, скорее всего, была убита… утоплена девушка, – слепая зона, blind spot . На каждом дереве камеру не повесишь. Особого облегчения это заключение не принесло, лишь лицо слегка искривилось гримасой боли.

Не в силах больше рыскать в тумане своих мыслей, Максим решил принять душ и переодеться.

Освежившись, он уже надевал чистую рубашку, когда в приоткрытом ящике увидел фотографию в стальной рамке, лежавшую тыльной стороной вверх. Он давно не смотрел на нее, потому что не хотел вспоминать Ксению… его чувства к ней, не остывшие до сих пор. Рука сама схватила рамку и развернула лицом.