Александр Андреев - Переведи меня через Майдан

Выступил вперед знатный лях, пятьдесят слуг приведший с собою. Сбил он на землю Дегтяренко и, замахнувшись на небо саблей, кричал:

– Нет из вас, собак-казаков, ни одного, кто бы посмел противостать мне!

– А вот и есть же, есть такие, которые бьют вас, собак! – сказал и выступил вперед Мосий Шило. И уж как рубились они! И наплечники, и зерцала погнулись у обоих от ударов. Замахнулся всей рукой, а жилиста была крепкая рука, и ударил тяжело ляха по голове. Разлетелась медная шапка, зашатался и грохнулся лях на землю. А там уже выезжал Задорожный со своими, ломил ряды куренной Вертихвист, и выступал Балабан.

– А что, паны, – сказал Тарас Бульба, перекликнувшись с куренными. – Есть еще порох в пороховницах? Не ослабела еще казацкая сила? Не гнутся ли казаки?

– Есть еще, батька, порох в пороховницах! Не ослабела еще казацкая сила, еще не гнутся казаки!

И наперли сильно казаки, совсем смешали все ряды. Все бежали ляхи к своим знаменам, но не успели они вновь выстроиться, как уже куренной атаман Кукубенко ударил со своими незамайковцами им в самую середину и напал прямо на толстопузого полковника. Не выдержал полковник, поворотил коня и пустился вскачь, а Кукубенко далеко гнал его через все поле. Степан Гуска накинул ему с одного раза аркан на шею, весь побагровел полковник, и дюжий размах вогнал в него гибельную пику.

Оглянулись казаки, а уж там, сбоку, Метелица угощает ляхов, шеломя того и другого, а с другого бока напирает со своими атаман Невеличкий, а у возов бьет врагов Закрутигуба, а у дальних возов третий Писаренко отогнал уже целую ватагу. И уж схватились и бьются у других возов.

– Что, паны, – перекликнулся Тарас, проехавши впереди всех. – Есть еще порох в пороховницах? Крепка ли еще казацкая сила? Не гнутся ли еще казаки?

– Есть еще, батька, порох в пороховницах! Не ослабела еще казацкая сила, еще не гнутся казаки!

А уж упал с воза Бовдюг, получив прямо под сердце пулю, и Балабан, куренной атаман и доблестнейший казак, скоро после него грянулся на землю. Успел сказать он, чуя смертные муки:

– Сдается мне, браты-казаки, умираю хорошей смертью: семерых изрубил, девятерых копьем исколол, истоптал конем вдоволь, а уж не помню скольких достал пулей. Пусть же цветет вечно Русская земля!

Упал куренной атаман Бородатый обезглавленным трупом, и Мосия Шило достала самопальная пуля. Пошатнулся Шило, наложил руку на смертельную рану и проговорил:

– Благодарю бога, что довелось мне умереть при глазах ваших, товарищи! Пусть же после нас живут еще лучше, чем мы, и красуется вечно любимая Христом Русская земля!

И вынеслись из тел казацкие души, подняли их ангелы под руки и понесли к небесам. Хорошо будет им там. «Садитесь, казаки, рядом, – скажет им Христос, – вы не изменили товариществу, бесчестного дела не сделали, не выдали в беде человека и сберегали мою веру».

А уж подняли на копье Метелицу. Уж голова другого Писаренко, завертевшись, захлопала очами. Уже надломился и бухнулся на землю изрубленный Степан Гуска. Уже убиты Невеличкий, Задорожный, Черевиченко, и только три куренных атамана оставались в живых. И уже скакал к Тарасу Голокопытенко, со словами, что прибыла к ляхам на подмогу свежая сила, а за ним – Вовтузенко, а следом бежал без коня Писаренко, крича, что новая валит к врагу еще сила. Но стояли еще казаки, каждый бился как молния, на все стороны, действуя и саблей, и прикладом, и копьем, каждый видел перед собой смерть и старался только подороже продать свою жизнь.

На Бульбу наскочило вокруг шестеро, но не в добрый час, видно, наскочило. С одного полетела голова, другой перевернулся, угодило копье в ребро третьего, и четвертый с конем грянулся на землю. Редели сильно казацкие ряды, не досчитываясь многих храбрых, но стояли и держались еще казаки.

Казаки, казаки! Не выдавайте лучшего цвета вашего войска! Уже обступили Кукубенко, уже семь человек только осталось из всего Незамайковского куреня, уже и те отбиваются через силу, уже окровавилась на куренном одежда.

Не выдали казаки лучшего цвета своего войска! Как плавающие в небе ястребы, давшие много кругов сильными крылами, вдруг останавливаются распластанными на одном месте и падают с неба стрелой на землю, так и казаки лучшего Пластуновского куреня, гордости Запорожского войска, ринулись выручать незамайковцев. Это были птенцы из гнезда, которое называлось Сечь, откуда вылетали все те гордые и крепкие, как львы витязи, которым не было цены.

С пластуновским куренным Михайлом Шалэним было всего восемнадцать казаков, но, обученные всем тайнам войны, ринулись они с такой свирепостью, с такой сверхъестественной силой, что целые ряды ляхов разметывались с ужасом перед этими разъяренными вепрями. Страшные, как смерть, текли они поверх врагов, вминая их в землю навсегда, и прорубились к незамайковцам, забрав израненного Кукубенко и его героев, и, закрыв их своими телами, вывели из сечи.

– А что, паны! – перекликнулся Тарас Бульба с оставшимися куренями. – Есть ли еще порох в пороховницах? Не иступились ли сабли? Не утомилась ли казацкая сила? Не погнулись ли казаки?

– Достанет еще, батька, пороху! Годятся еще сабли! Не утомилась казацкая сила! Не погнулись еще казаки!

И рванулись снова казаки так, как бы и потерь никаких не потерпели. Червонели уже всюду красные реки, высоко гатились мосты из казацких и вражеских тел. Взглянул Тарас на небо, а уж по небу тянулась вереница кречетов. Ну, будет кому-то пожива!

– Ну! – сказал Тарас и махнул платком.

Понял тот знак Шалэный, и Пластуновский курень, вырвавшись из засады, ударил по ляхам. Триста витязей, сбереженных полковником Тарасом Бульбой для самого великого дела, мчались на конях стройной кучей с трепетом величия. Вся эта ужасная колонна неслась на ляхов твердо, выступая под свист пуль как под свадебную музыку. Она атаковала с изумительной регулярностью, и ни один воин не выделялся из ее рядов.

Увидели вдруг все, как в бой пошла хладнокровная машина смерти. Равнодушно катилась она по неприятельским рядам, размахивая саблями, как будто бы месила тесто, оставляя за собой пустое и мертвое пространство.

Польские войска, которые приняли казацкий удар поначалу с упорством, вдруг оробели и начали отступать, думая, что казакам помогает Бог. Казацкая конная толпа неслась вдохновенно, не изменяясь, и гнали ляхов прямо на место, где были вбиты в землю колья и обломки копий. Пошли спотыкаться и падать кони и лететь через их головы ляхи. А в это время корсунцы, стоявшие последними за возами, увидев, что уже достанет ружейная пуля, грянули вдруг по врагам из самопалов.

Везде бежали и падали ляхи, устилая своими телами украинскую землю. Отличились здесь многие казаки – Иван Таран, зарубивший краснолицего хорунжего, Федор Бандура, одевший на копье двух его военных слуг, славно бились Якун Шеремет, и Семен Лобода, и Федор Чалый, и Петро Швец, и Иван Чайка, а Максим Тесленко и Павло Череда загнали и заарканили низенького полковника и привязали его веревкой к хвосту коня, понесшего ляха по чистому полю, а Дмитро Музыченко и Василь Чапленко захватили вражескую войсковую хоругвь. Тарас Бульба, как гигант какой-то, отличался в этой ужасной битве, свирепо наносил он свои удары. Ни один из ляхов не остался в живых, все полегли на месте, туда и дорога всем врагам рода человеческого.