Александр Андреев - Переведи меня через Майдан

Максим посмотрел на брата Винцента, и он отрицательно покачал головой. Отключение электричества сейчас, для проникновения, сразу же насторожит охрану, да и двери наверняка закрывались изнутри огромными железными засовами. Притаиться у всех трех ведущих под землю дверей и ждать у моря погоды – нечего было и думать. Пространство перед ними просматривалось несколькими камерами одновременно, что не давало никаких шансов на проникновение внутрь. Хранители с надеждой посмотрели на Солоху, которая тут же сделала успокаивающий жест рукой. Камеры не видели ведьм совсем. И они по двое встали у дверей у входной Черной башни.

Раз! Две зажженные дымовые шашки неслышно упали у дверей казематов, которые стало затягивать белым дымом, хорошо видным даже в этой апрельской ночи. Внизу застрекотали датчики пожарной тревоги, из Черной башни вышли два охранника и тут же с выпученными глазами осели на землю. Минус два.

И еще минус два. Одна из трех казематских дверей с надписью «Стороннім вхід заборонений» заскрежетала, залязгала и медленно стала открываться наружу. Стоявшие за ней двое в штатском с пистолетами в руках были обучены вести боевые действия против людей, а не ведьм, и даже не успели закашляться, как вывалились наружу бесформенными снопами, опережая клубы дыма.

Монах и Орна, как и Максим, в респираторах, уже были внутри, и волновавшийся за свою румынку историк нервно облизнул сухие губы, пожалев, что он не секретный агент, крушащий врагов взмахом руки. Идти в респираторе было неудобно, и Максим едва успел посочувствовать товарищам, как увидел дело их рук и, возможно, ног. Еще трое охранников, закованных в наручники, лежало у углового дивана, на котором, наверно, несли службу, а их пистолеты без обойм были сложены на столе.

Минус четыре и минус три. А где восьмой? Дым быстро исчезал, и Максим увидел, что находится в большом сводчатом помещении с лестницами вверх и вниз. Монахи и ведьмы осматривали подземелья, и историк едва успел пробежать к лестнице вверх, как увидел перед собой руку с пистолетом и ноги, за одну из которых не раздумывая и дернул. Восьмой охранник покатился вниз по каменным ступеням, был сразу обезоружен, закован и присоединен к товарищам.

Ох, и любит частная охрана доставать оружие раньше времени и бегать с пистолетами. У большого углового дивана лежали все восемь скованных еще и между собой охранников. Слава богу, что они не успели вызвать пожарных, иначе их машины с сиренами уже были бы здесь.

Не суди, и не судим будешь. Взглянув на Солоху и ее подруг, едва видимых в темноте, от которых исходило явное напряжение, историк почувствовал, что еще ничего не закончено. Сняв уже ненужные респираторы, Максим, Орна и брат Винцент стали осторожно подниматься по верхней лестнице. Перед хранителями открылось большое помещение, три окна которого, забранные решетками, выходили на крепостной двор на уровне земли.

Привыкшие к темноте глаза Максима быстро обежали такой же сводчатый зал, как и внизу, часть которого представляла собой удобное офисное помещение для начальства, со шкафом и сейфом. На пустых стенах висели тринадцать позолоченных рам, в которых можно было разглядеть портреты средневековых вельмож, написанных в манере несвижской школы Радзивиллов второй половины XVII века. Не теряя времени, брат Винцент и Орна занялись компьютерами, столами и шкафом, а оба монаха уже несли к выходу пятидесятикилограммовый сейф.

Оставив специалистов заниматься промышленным шпионажем, этой ночью спасавших тридцать миллионов украинцев от потери сознания, Максим в поисках возможного тайника стал простукивать стены между портретами, и вдруг ему стало так жутко, как не было даже тогда, когда его в студенческой юности в рыбачьей лодке уносило в бушующее Ладожское озеро, в котором тонула луна. В темном зале еще почернело, и опасность уже можно было потрогать рукой. Максим остановился, пережидая сильное желание бежать из этих чертовых казематов сломя голову.

Остановившись у пятого портрета, Максим поднял на него глаза и остолбенел. На него внимательно смотрел Иеремия Вишневецкий, тот самый Бешеный Ярема, написанный в полный рост с саблей и двумя пистолями, недавно атаковавший историка в Вишневце. Не в силах оторвать взгляд от его сумасшедших глаз, Максим, понимая, что сейчас произойдет, стал пятиться назад, и это движение сразу же почувствовала Орна, тронув брата Винцента за плечо и показав на стену, где начиналось что-то похожее на чертовщину.

Лицо Бешеного Яремы, узнавшего своего заклятого врага, исказилось, за окнами портретного зала завыли неизвестно как оказавшиеся в крепостном дворе волки, а по золоченым рамам стало расползаться бледное мертвенное свечение. Изображения на портретах ожили, а Максим уже стоял в ряд с товарищами, успевшими достать оружие, явно ненужное в этой ситуации. «Этих мертвецов парабеллумом не возьмешь», – хотел сказать Орне Максим, но губы одеревенели и не двигались.

Бледно-зеленые фигуры с обнаженными саблями в бесплотных руках полукругом двигались на хранителей, отрезая им путь к лестнице, и историк услышал, как легат попытался выругаться по-французски, сумев произнести только слово merde. В звенящей ужасом тишине мертвецы неотвратимо приближались к хранителям, загоняя их в угол, как свора собак зайцев на псовой охоте. Не видевшая раньше ничего подобного Орна сильно задрожала, и Максим начал готовиться повторить прием, спасший его в Вишневецком парке, понимая, что в этот раз ничего не выйдет.

Бешеный Ярема замер, его прозрачная рука достала из-за пояса пистоль и стала наводить его прямо в лоб Максиму, стоящему от него в пяти шагах. Орна, продолжая дрожать, вскинула парабеллум, и фигура справа от князя тут же сделала выпад, вышибив палашом пистолет из сильной руки лучшего агента ордена святого Бернара так, как будто это была соломинка от коктейля. Это был конец, и трое друзей гордо выпрямились во весь рост, готовые встретить неотвратимое.

Вдруг из ниоткуда у ног хранителей возник огромный черный кот, и его круглые, как блюдца, желтые глаза сверкнули двумя молниями. Когда глаза товарищей опять обрели способность видеть, между ними и полукругом мертвецов стояли такие же мерцающие силуэты с хорошо видными распущенными волосами. Солоха и ее боевые подруги опять оказались в нужное время в нужном месте, как тогда на Банковой. Хранители почувствовали, как надвигающейся на них неотвратимой силе противостала такая же неотвратимая мощь.

Восемь конотопских призраков стояли напротив тринадцати каменецких привидений, готовые сразиться в безмолвном бою. Бешеный Ярема, осклабясь, выстрелил в лоб Максиму, и стоявшая перед ним фигура, очень похожая на Солоху, поймала пулю выброшенной вверх рукой и дважды крутнулась на месте, гася ее скорость. Тринадцать палашей беззвучно рассекли воздух и уткнулись в частокол из восьми казацких сабель, отбросивших их в разные стороны.