Елена Усачева - Большая книга ужасов – 81 [сборник litres]

Так вот, самое страшное преступление ночью в школе совершили мы, еще шестиклашками, когда придумали игру «Спаси принцессу». Младшая сестра Паши тогда еще не наигралась в «Супермарио», и спасение принцессы сантехником мы наблюдали чуть ли не каждый раз, когда заходили к нему. Я как увидела эту красотку – сразу ляпнула: «Баб Зоя в свадебном платье». Посмеялись, забыли, а потом… Не помню, у кого родилась идея, но игра в «Спаси принцессу» стала одной из наших любимых игр. Почти до седьмого класса.

Сейчас, наверное, глупо это вспоминать, но за эту игру нашу компанию баба Зоя особенно невзлюбила. Но директрисе не сказала ничего. Директриса узнала случайно: однажды ей надо было явиться в школу в какую-то несусветную рань, то ли перед проверкой, то ли еще что… Когда она увидела всю нашу креативность и корону из фольги Маринкиной работы – вызвала нас в тот же день. Долго распекала, обещала даже исключить… Не помню уже, как разрулился тот конфликт: то ли мы выросли и оставили игру, то ли баба Зоя узнала, как она называется, и ей это польстило настолько, что она упросила директора нас не трогать, а скорее всего – то и другое сразу.

Я вытряхнула из бутылки пару ягод и пошла рвать ромашки для венка. До одиннадцати еще куча времени, пусть наша принцесса хорошенечко уснет. А когда проснется, будет уже спасена.

Маринка фыркнула при виде моих ромашек и побежала в дальний конец сквера, где шикарные синие люпины растут как сорняки. Такой это цветок: раз посадишь – уже не избавишься.

– Как девчонки-то оживились, – хихикнул Кабан. – Может, вам просто венки поплести охота? Сказали бы сразу…

– И это тоже! – Маринка кинула на лавочку рядом с ним охапку люпинов. Я обдирала листья, она плела венок. В одиннадцать ноль две он был готов. Пышный, синий, действительно похожий на корону. Кабан напялил его на себя, покрутился перед воображаемым зеркалом, и мы пошли.

В школьном дворе горела одинокая лампочка над крыльцом. Под лампочкой сидел Котяра с крысой в зубах и смотрел на нас недобро. Нам надо было правее, в аппендикс бабы Зои. Сколько раз школьная администрация грозилась вставить пластиковые окна! Но так и не сделала – подозреваю, что баба Зоя сыграла тут не последнюю роль: «Они воняют! Они не дышат, эти ваши пластики-свастики!» В общем, у бабы Зои обычное кондовое окно, Паша только чуть поддел щепочкой – и стекло выставлено. Дальше мы действовали быстро и слаженно, как старая команда. Маринка села на плечи Кабану, открыла верхний шпингалет, потом слезла, открыла нижний и первой нырнула в темную комнату. Мы с мальчишками впрыгнули следом, а дальше все просто. Маринка укрыла спящую принцессу телогрейкой, чтобы она не замерзла, мальчишки подхватили кровать. Моей задачей было открывать двери на их пути, быстро и бесшумно, а потом, когда принцесса окажется на свободе, так же быстро и бесшумно запереть изнутри и вылезти обратно в окно, где уже дежурил Паша, чтобы вставить за мной стеклышко. Сложнее всего было протиснуться в эту дыру от выставленного стекла – все-таки в шестом классе я была чуть помельче.

– Я же говорил! Старовата ты стала, чтобы принцессу спасать, – хрюкнул Паша. – Застрянешь – будет смешно.

– Иди ты! Помоги лучше.

Пашка поставил стекло и потащил меня за руки. Гнилая деревянная рама хрустнула под ребрами. Я оттолкнулась и вернулась обратно в комнату, сняла куртку, бросила и теперь уже пролезла. Неудачно приземлилась ладонями в грязь, да еще сделала красивый кувырок в куст шиповника.

– Черт! В последний раз это делаю!

– Звучит обреченно. – Паша вставил стекло, хотел помочь мне подняться, испачкался о мои грязные ладони и отдернул руку. – За день так не вывозишься, как за час с вами!

Спасенная принцесса возлежала в своей кровати ровно в центре школьного двора, на каменном фундаменте (он торчит там сколько себя помню, никто не знает зачем), как на постаменте. Венок из люпинов красовался на ней как корона.

…И тут школьный двор осветили фары.

– Бежим! – Паша вцепился мне в запястье и потащил за собой. Я успела оглянуться и разглядеть за забором белую милицейскую машину.

Мы бежали в глубь школьного двора, обратно в огород. Маринка с Игорьком впереди, Кабан рванул куда-то в сторону и пропал в темноте, я его не видела, последние мы с Пашей. Бежать в резиновых сапогах – за что мне это! В огороде я опять напоролась на куст шиповника (прощайте, джинсы!), лихо проскакала по капусте. Дальше росли яблони. Низкие ветки, закаленные поколениями прогульщиков, удирающих из школы на пустырь, раскинулись далеко за забор. Я вцепилась в толстую ветку, получила по физиономии гроздью зеленых яблок, скользнула по стволу резиновым сапогом. Пинок от Паши (Старые мы с тобой. Как раньше по полдня на деревьях торчали!) – и я все-таки сижу верхом на ветке. Дальше просто: руки, коленки, осыпающиеся под ноги листья – и сползаем по ветке за забор.

Я шмякнулась на четвереньки в сухую грязь, оцарапав ладони, чуть не клюнув носом, и тут же посторонилась, пуская Пашу. Он рухнул следом как огромное яблоко в кепочке и неоригинально выдал:

– Пора завязывать с детскими забавами. Чуть ногу не сломал из-за этой принцессы.

В темноте метрах в двадцати от нас виднелись два черных силуэта: длинный, как дерево с торчащим ежиком волос, даже в темноте заметным – Маринка и мелкий – Игорек. Мы пошли к ним. Паша шумно отряхивался и ворчал про детские забавы.

На пустыре обычно играет мелкота: тут ров глубиной почти в человеческий рост, там у нас раньше был штаб. Мы натащили туда недоломанных стульев, ошметков дивана, выложили кострище из кирпичиков и здорово коротали вечера: снаружи-то нас не видно. Пустырь на то и пустырь, что ты на нем торчишь заметный, как прыщ, а во рву – нет. Тут старый грузовик, точнее, одна кабина, в которой можно было прятаться от дождя класса до пятого, а потом крыша проржавела и кабина осталась просто кабиной. Тут куча другого железа непонятного происхождения, из-за которого мамы и бабушки боятся пускать детей на пустырь: «Споткнешься, упадешь – шею сломаешь…»

Длинный силуэт – Маринка помахала нам и провалилась сквозь землю. Ну да: пересидим в окопе, пока милиция нас ищет. И чего им неймется – мы ж ничего не сделали. Я оглянулась на Пашу (он еще отряхивался и ворчал) и прибавила шагу.

Ров возник неожиданно. Давненько не была я на пустыре. Взмахнула руками, вцепилась в Пашу – и мы вместе съехали вниз, в ров. Только головы торчали наружу. Несколько лет назад он казался огромным: чтобы выбраться, приходилось вытаптывать ногами ступеньки. А теперь…

– Что-то он обмелел…

– Это ты удлинилась.

– А по мне, все как было! – заявил Игорек и уселся в темноте на что-то пестрое, скорее всего остатки дивана. – Мокро только.