Елена Усачева - Большая книга ужасов – 81 [сборник litres]

26 июля

Я не помню, как задремала. Я думала, что в такой холодрыге невозможно уснуть, но как-то же я отключилась. Проснулась я оттого, что меня щекочут. Тихо-тихо, как будто кисточкой, кто-то невидимый в темноте водил по моему предплечью. Открыла глаза и еще с минуту соображала, где я, почему так холодно и где мое окно, в которое всю ночь долбит уличный фонарь, освещая всю комнату так, что читать можно. У самого моего бока что-то шевельнулось, царапнуло коготками по земле, брызнув в меня невидимой пылью, – и опять все стихло. Ах да, я застряла. И что-то никто не торопится меня спасать. Наверное, потому, что все мои друзья умерли в один день.

Я шевельнула затекшей рукой – и взвыла от боли. Маленькие иголочки проснулись и вцепились в руку. Черт, как же плохо тут спать! Когда уже домой? Я сгибала и разгибала пальцы, иголочки вцеплялись сильнее, но в конце концов отступили. Глянула на часы: 02:08.

Я стряхнула с майки пыль и мелкую бетонную крошку. У моей левой руки что-то шевельнулось, не успела я посмотреть – кто-то больно выдернул несколько волосков, и в темноте мелькнула бурая спинка. Она скрылась где-то в ногах и шумно зашуршала мусором. Привет, крысы. Постарайтесь не сожрать меня, пока я еще жива.

Самые жуткие мысли всегда приходят не вовремя и застревают с тобой надолго. А что я им сделаю? У правой ноги так и лежит кусок арматуры, добытый в первом и последнем походе. Отбиваться им, наверное, можно какое-то время, да только тесновато здесь. Если они нападут стаей, как в кино, то, отмахиваясь арматурой, я первым делом раню себя, потом могу нечаянно доломать доску, которая из последних сил держит тонну бетонного лома, и тогда крысы получат свой ужин. Бежать тут особо некуда. Можно поползать на пяти неквадратных метрах, как черепаха, атакованная муравьями… Я представила: бр-р! Черепаху жалко. Надеюсь, в природе такого не бывает. А серьезно: что я им сделаю? Можно орать и брыкаться, насколько хватит размаха: крысы не собаки, должно прокатить. Они падальщики, они жрут падаль, а я еще жива.

– Эй, вы! – Собственный голос прозвучал жутко в этой тишине. Во рту пересохло. – Я еще жива! И нечего принюхиваться!

Я издала губами неприличный звук, и сразу стало легче. Только захотелось пить. Час назад в этой холодрыге я и не думала об этом, а сейчас сказала пару слов – и, кажется, истратила последние запасы слюны. Я буду умирать долго. Надеюсь, крысы терпеливы. Сушеное мясо, я видела в магазине разок, но попробовать не рискнула. Вот в него-то я и превращусь – фу! Интересно, что здесь пьют крысы? И что едят?

– В руинах погибло много ваших, а? – Голос получился совсем сдавленный. Надо экономить слюну.

Как же хочется пить!

Откуда же пьют крысы? Они не могут открыть пластиковую бутылку. Водопровод в театре, конечно, когда-то был, но… Может хоть, канализация работает? И крысы пьют из унитаза, как собаки в американских комедиях? Все равно мне не добраться. Недостижимо далеко.

02:23

Сколько можно прожить без воды? Не помню, где прочла цифру «100 часов», сейчас вспомнила – и ужаснулась: это же вообще ничто! Надеюсь, все-таки больше. С того момента, когда я последний раз пила, прошло, наверное, все десять. К тому же здесь холодно, не вспотеешь… Я вспомнила, как читала в новостях про мальчика, который пролежал под завалами 13 дней и выжил. Он был младше меня и дело было в теплой стране. Это немного успокаивало. У матери полно времени, чтобы меня отыскать.

02:51

Крысы в ногах шуршали, уже не скрываясь. Они нашли какой-то кусок целлофана и носились с ним наперегонки. Одна, маленькая, бурая, держала пакет зубами и бегала туда-сюда от другой, побольше. Пакет закрывал маленькой полголовы, но она не сдавалась. Большая была сильнее, и ей хотелось заполучить чужую добычу. Она прыжками наскакивала на маленькую, но та в последний момент ухитрялась отскочить. Они здорово прыгали, и бесшумно. Казалось, они вообще ничего не весят, состоят из одного меха.

– Охота вам драться!

Большая крыса вздрогнула, глянула на меня. Ее морда выражала что-то вроде «Кто здесь?», а маленькая под шумок пробежала прямо по мне, шурша своим пакетом, и скрылась где-то справа.

Ну вот. Я нажила себе врага. Говорят, крысы умные. Большая села на задние лапы и уставилась на меня блестящими глазами. В другое время я бы умилилась: зверушка познакомиться хочет. Когда ты свободен и на своей территории, можешь позволить себе и не такие глупости. А я застряла. На ее территории. И она не одна. Я опять вспомнила тех брошенных собак в старой части города. Они сбивались в стаи и лаяли на редких прохожих. Им не объяснишь, что их дома давно опустели, они собаки, их задача сторожить. Свою территорию, от которой проку мало уже им самим. Какой прок, если там тебя не кормят и даже помойки нет? Я делилась с ними бутербродами, и они молча конвоировали меня. Мать специально покупала мне дешевую колбасу и делала бутеры с хлебом без кунжута и прочих трав – знала, кому достанется. Она называла это «дорожный сбор».

Крыса пробежала по моей штанине, шумно цепляясь коготками. Она сидела у меня на поясе и тянула мне навстречу острую морду, шевеля усиками. Я вцепилась в арматуру:

– Чего тебе, животное?

Крысу сдуло. Короткий «шарк» коготков, мелькнувший грязно-розовый хвост – и нету. Она не привыкла, чтобы еда с ней разговаривала. Даже такая огромная.

Луна за окном спряталась, щель от выбитой доски совсем перестала пропускать свет. Как в гробу. Ноги затекли. Я попыталась сесть, согнувшись пополам, подтянула ногу – и тысячи иголочек проснулись в бедре, в пальцах так, что я взвыла. А кого стесняться? Так я хотя бы ненадолго отпугну крыс. Странно, что не подползает ПМ. Точно нажралась и переваривает теперь, а ко мне явится позже. А что? Я никуда не денусь.

Я подтащила ногу, сковырнула кроссовку и стала разминать затекшие пальцы. Боль переливалась от ступни к бедру и обратно, как будто она жидкая, как будто, пока я спала, под кожу загнали пузырь геля с колючками. Попробовала пошевелить пальцами. Чтобы сесть, пришлось согнуться пополам, как на физре на растяжке. От моего носа до носка оставалось сантиметра три. Носок пах резиной, кроссовками и носком. Почему-то мне стало легче от этого запаха – наверное, это вроде нашатыря. Пальцы на ощупь как чужие. Ледяные и согнутые. Зомби. Скелет. Я мяла их рукой и подвывала, чтобы крысы не расслаблялись, иголочки бегали туда-сюда. Потом я стала их сгибать и разгибать – и взвыла еще громче, боднула головой доску, и сверху опять угрожающе посыпалась крошка. Если доска проломится и бетонная плита упадет мне на голову, я умру сравнительно легко. Но не сейчас.

Когда я все-таки выпрямила ногу, на улице уже светало.