Елена Усачева - Большая книга ужасов – 81 [сборник litres]

– Дуры, это пуделек, он вас не съест. Наверное. Поверьте, могло быть хуже.

Пуделек танцевал вокруг дыры в полу, не вынимая любопытного носа, но пролезть целиком не пытался. А мне и не надо. Главное – на нем был ошейник.

На ощупь я достала блокнот, не знаю, как в темноте накалякала: «Я под руинами старого театра, помогите! Ленка», сложила записку полоской. Оставался пустяк: просунуть ее собаке под ошейник. Я протянула руку, и пуделек тут же отпрянул. Боится, не совсем, значит, дурак.

– Песик, не бойся, иди сюда. Ты хороший, ты меня спасешь.

Руку с запиской я держала снаружи, стараясь не шевелить ею. Он только осторожно подошел понюхать, что ему такое протягивают эти подземные жители, как я сцапала его за ошейник другой рукой и под оглушительный скулеж просунула записку и сказала:

– Все, не ори. Иди домой.

Песик попятился, отряхнулся, и я тут же выгнулась посмотреть, не вытряхнул ли он записку. Не вытряхнул. Отошел на безопасное расстояние и сел.

– Ну чего ты? Давай домой.

Пуделек потянул носом в мою сторону, тявкнул и сел на задние лапы. Выпрашивает что-нибудь вкусное (иначе зачем его позвали?).

– Наивная диванная собачка! Я бы уже дня два сидела в такой позе, если бы это могло помочь. Дуй домой, спаси меня. Хозяйка как увидит, что ты нашелся, так на радостях скормит тебе полхолодильника. Ты ведь этого хочешь?

Пуделек заинтересованно наклонил голову, покрутился и лег, свернувшись клубочком и уставившись на меня глазками-бусинками.

– Домой, идиот! – Я долбанула снизу по доске, и на голову посыпался мелкий мусор и пару камешков.

Пуделек подскочил и попятился.

– Домой!

Большая крыса выглянула из-за моей кроссовки и заинтересованно пошевелила усами.

– Этот идиот не хочет уходить, – объяснила я. – Он свободен как ветер, у него есть дом, а он уходить не хочет.

Я поискала палочку, чтобы бросить ему: многие собаки не торопятся ее возвращать, и если этот из той же породы… Палочки не нашлось, зато был маленький осколок бетона, который вполне сошел бы за мячик.

– Песик! – я высунула руку с камешком. – Смотри, что тут есть! – Пуделек вскочил на ноги и завилял хвостом. – Знаешь мячик? Хочешь играть? Лови! – Я запульнула камешек в разбитое окно. Больше всего боялась попасть в стекло – тогда мы все порежемся, а этот еще и испугается и застрянет с нами надолго. Но я попала. Камешек лихо вылетел на улицу, и пуделек, чуть посомневавшись, выскочил за ним.

– И не возвращайся! – глупо крикнула я ему вслед.

Большая вскарабкалась по моей штанине (я уже начинаю к этому привыкать) и высунула морду наружу.

– Ты куда, животное? Хочешь посмотреть, где живут тупые собаки?

Я почему-то была зла на пуделька. Он может меня спасти, но все равно бесит. Это от голода.

Большая выбралась наружу и тоже вылезла в окно.

– Скажи ему, чтобы без помощи не приходил! – крикнула я Большой. И кто здесь дурак?

Маленькая спряталась в темноте, едва я повернула голову. Опять тихо. Не знаю, что меня здесь вымораживает больше: голод, холод, неподвижность или эта тишина. Вру, конечно. Тишина так, фоновая музыка. Всех бесят композиции, под которые с ними случилось что-то плохое. Музыка рождает воспоминания, с которыми она у тебя связана. И у меня эта музыка – тишина.

Чтобы не затечь совсем, я стала делать зарядку, насколько это возможно в моем положении. Одновременно я представляла, как этот дурной пуделек вылезает из окна, бежит по старой части прямо домой… Не бежит. Во-первых, это в кино умненький Бетховен видит цель, знает место, нигде не останавливается. В жизни этот кусок меха остановится у каждого кустика, каждого столбика, погонится за кошкой и пойдет вообще в другую сторону, не домой, не ко мне, а так, гулять. Меня утешало только то, что он домашний, его будут искать. Возможно, уже сейчас хозяйка вешает объявление с красивой фоточкой (два часа, потраченных на выбор фоточки, я не буду считать: надеюсь, она этим занималась, пока я приманивала пуделька), вешает такая, хлопает валерьянки, пересекается с парочкой подруг, и они расходятся искать собаку.

Сначала она обойдет ближайшие дворы (не знаю, где этот живет, но точно не здесь) – значит, первые два-три часа полностью без шансов. Потом заплачет и пойдет домой, потому что устала. Всю ночь будет ворочаться и жалеть: себя, собаку и детей в Африке, утром пойдет на работу или в школу и только к вечеру соберется на поиски опять. Объявление к тому времени прочтут и ей доложат, что собаку видели… Где? Точно не здесь – здесь никого нет, кроме нас с крысами. Вот туда они и пойдут, где ее в последний раз видели. Где будет в этот момент сама собака, неизвестно даже ей самой, так что гадать бессмысленно, на каком этапе он найдется, и найдется ли вообще. Я могу только надеяться на сознательность пуделька и поисковой группы: может быть, в поисках они и забредут сюда, в старый город, и наткнутся на меня. В любом случае ждать спасения сегодня бессмысленно.

Август

Я проснулась от теплого солнечного луча на физиономии и оглушительного треска над ухом. Большая приперла закрытый пластиковый контейнер с чьим-то недоеденным салатом и пыталась вскрыть его рядом с моей спящей физиономией, как бы намекая, что за помощь мне тоже причитается. Я вскрыла, не разлепив толком глаза, Большая тут же сцапала огрызок хлеба, перемазанного салатом, и смоталась в ноги. Спасибо за завтрак.

Салат уже подкисал, но выбирать не приходилось. Пока я ела, подумала, что контейнер полезная в хозяйстве штука, я его сохраню, только надо отмыть, а вода почти кончилась. В косметичке плескалось на донышке, я честно поделила эту воду между собой и крысами. Здравствуй, новый день.

Солнышко грело, земляной пол попахивал мочой, задохнусь я здесь. С голоду помереть не дадут крысы, от жажды – дожди. Остается либо замерзнуть, либо задохнуться собственным сероводородом. Читала однажды про монаха, который питался одной фасолью, а келью проветривать не любил. Некрасивая смерть, хотя смешная.

За минувшие сутки успел наступить август. Я точно знаю – у меня тут достаточно времени, чтобы считать дни. О спасении я запрещала себе думать, потому что если думать, возникает только один вопрос: что случилось? Уже все должны стоять на ушах, весь город должен искать меня, а тут тишина и покой. Породистые собаки шастают без присмотра. Пуделек этот… У меня была только одна догадка, короткая, как пистолет, и называлась так же.

…Хотя конкретно про пуделька, я думаю, он просто не смог дойти домой. До меня только сейчас дошло: там же эти, одичавшая стая. Сама же их прогнала. А на пути обратно они его и сожрали. Теперь я еще и убийца. Совесть не мучила ни минуты. Меня бы кто пожалел.

Маленькая вылезла из-за кроссовки и деловито подергала зубами мою штанину. Я оторвала еще кусок ткани от дыры на коленке и бросила ей. Маленькая его сцапала и убежала. Точно строит гнездо.