Елена Усачева - Большая книга ужасов – 81 [сборник litres]

Про выборы Бабка читать не захотела, зато с удовольствием слушала про алоэ, а потом пустилась в длинный рассказ о том, как в детстве что-то там нахулиганила до ожогов и ссадин, и ее лечили этим самым алоэ. Я не слушала. Я снова и снова бегала глазами по строчкам, ища, за что зацепиться, хоть что-нибудь, не ответ, а намек, у меня тут слишком много накопилось вопросов, чтобы оставить все так… Нет. Магазин у них новый!

– И я ходила в школу с зеленой рукой, все смеялись… – закончила Бабка.

Я вдруг сообразила, что она выдала целый и вполне складный рассказ, где были завязка, кульминация, развязка – все как положено. Бабка, похоже, не в маразме, а прикидывается или что-то скрывает…

– Вы кто?!

Тишина за окном.

– Я спрашиваю: вы кто и почему не хотите позвать на помощь? Это же так просто тому, кто может ходить.

– Да ноги-то совсем не ходят…

– ВЫ КТО?

– Не ори, я не глухая. Живу я здесь.

– Где? Я вас раньше не видела.

– Так здесь вообще мало кто бывает. С тех пор как фабрику закрыли, все перебрались в новую часть города. А мне куда – некуда. Вот кукую одна. Ты вот появилась…

Мне стало все ясно и отчего-то стыдно. Значит, Бабка из тех, кто работал на фабрике. Ее закрыли уж не помню сколько лет назад. Если все эти годы она кукует здесь одна, то ясно, отчего кукушка у нее поехала. Нет, секунду! Должна же она ходить в поликлинику, в магазин, за пенсией! Она не может торчать здесь безвылазно, она бы не выжила. Значит, все-таки захаживет в новую часть города.

– А в магазин? – спрашиваю.

– А в магазин надо вечером приходить, когда просрочку выкидывают, – не задумываясь ответила Бабка.

Тогда я поняла, что все и правда плохо.

Поняла бы. Месяц назад. А тогда сказала:

– Знаю. Это даже Большой знает. И ему хватает силенок сделать эту сотню метров. Жаль, говорить он не научился.

– Дружок твой?

– Да.

– А чего ж он-то не рядом?

– За едой пошел.

– А чего ж он тебя не выручит?

– Он как вы: не очень-то любит общаться. Буквально слова не вытянешь.

Октябрь

Учу Глисту приносить щепочку. Ей все время надо что-нибудь таскать в зубах, ужасно деловая крыса. Они, конечно, еще маленькие, размером, наверное, со взрослую мышь, но уже все понимают. Эсмеральду учу танцевать, пока безнадежно: она может только встать на задние лапы и сделать полкруга, на больше выдержки не хватает. Пупсик артистично падает на бок, если подстрелить из пальца, а Шрек, Дамба и Рыжая гоняют закатившуюся откуда-то бусинку как мяч. Думаю поставить на ворота Хому и Лысого, они пока не показывают никаких талантов, так хоть футбольная команда у меня будет. Не скучаю. Стараюсь не скучать.

Бабка почти каждый день приносит газеты – «Чтобы ты не сошла с ума», – но боюсь, она добьется обратного эффекта. Мало того что она все так же не реагирует на мои просьбы позвать на помощь, так и в газетах пишут не про меня. Смешная претензия. Знаю. Но попробуй смирись, когда ты мерзнешь в завале с крысами, а люди живут как жили.

Правда, если верить газетам, город все-таки догадывается о ПМ. Только все думают, что это маньяк.

«Слухи о беглом маньяке подтвердились.

В полицию обратилась жена инженера НН с заявлением о пропаже мужа. В его исчезновении подозревают преступника, недавно сбежавшего из тюрьмы, осужденного за убийства. В его старой квартире были найдены человеческие останки…»

Не хочется в такое верить в двадцать первом веке. И это подтверждает мою догадку о ПМ. Та, правда, оставляет одну одежду, но… Значит, не одну одежду. Так что, может, и не было никакого маньяка, его придумали, чтобы было на кого свалить? Прав был Кабан.

Еще была странная статья с заголовком «Преступность ползет вверх», где подробно рассказывалось, как возросла у нас преступность за последние месяцы. Причем не кражи и вот это все, а убийства. И тогда я опять подумала о пятне.

Бабка в тот день пришла как обычно днем, притащила мне очередную газету и морковку для крысят. Где она это достала – загадка: на морковке был такой слой земли, будто ее откопали из позапрошлогоднего огорода. Пришлось долго отмывать. Я соорудила себе мини-канализацию из куска пластиковой трубы, которую откуда-то принесла Маленькая. Вот уж не знаю, какие у Маленькой были на трубу планы (игрушка для детей или новое гнездо), но я быстро отобрала. Труба достаточно длинная и тонкая, чтобы можно было протолкнуть в глубину завала, а второй, гнутый, конец оставить здесь. Все лишнее теперь сливается в нее, и у меня почти чисто. Беда только, что она тонкая и в любой момент может засориться – но кто об этом думает в моем-то положении? Во мне погиб великий инженер. А вот дрессировщик я паршивый, иначе давно бы уговорила Бабку позвать на помощь.

Бабка выслушала свою газету, подремала и ушла до завтра. Я не знаю, где она ночует, а пригласить к себе неудобно, да и некуда.

Между тем по ночам мне страшновато.

Когда темнеет, уже нельзя ни почитать (бабка оставляет мне все газеты: часть утаскивает Маленькая для гнезда, частью я укрываюсь сама вместе с одеялом, греют не хуже, а часть перечитываю – ту полосу, где анекдоты), ни позаниматься с мелкими, потому что мамаша загоняет их спать. И тогда на меня наваливается все, что накопилось за эти месяцы и даже, наверное, годы.

Я вспоминаю свою нормальную жизнь – и не верю, что это было со мной. Школьные походы, школьные будни, ссоры с матерью и свою кошку, которая вечно тырит пакетики с чаем, потрошит их, и содержимое валяется по всему дому. А когда я утром пью кофе, ей обязательно надо залезть на колени, но не просто сидеть паинькой, а повертеться, помахать хвостом, окунуть его в мою чашку…

Мозг очень странная штука, и в мои воспоминания неведомо как вклинивается Бабка. Классе в шестом мы с Пашей и Маринкой пошли кататься с горки у шоссе. Горка там крутейшая, больше одного раза не прокатишься, потому что устанешь подниматься. Съезжаешь прямо на дорогу, но это никого не волнует, потому что по нашей дороге ездят примерно две машины в сутки. Мы мелкие были, кое-как забрались, сидим пыхтим, надо ж отдышаться перед спуском… Я это помню отлично: синюю Пашину шапку, царапину у Маринки на щеке (ободралась, пока лезла в гору), свою ледянку с глупым Микки-Маусом (всегда мечтала его стереть, но он постепенно стирался сам, и к тому моменту у него уже не было полголовы). Помню две кривые березы над обрывом (за одну мы держались, чтобы не съехать раньше времени, у нее были длиннющие крепкие ветки) – все помню. А сегодня в это воспоминание вклинилась Бабка. Она ничего не делала, стояла у березы и все. Даже помалкивала. Она не выглядела картинкой, приклеенной на этот пейзаж, – она была настоящей, она там была! Но я точно помню, что не было. Может быть, так сходят с ума?