Елена Усачева - Большая книга ужасов – 81 [сборник litres]

– Огня дай!

Тоже глупо. Если я подожгу пятно – загорится мое засаленное одеяло, и тогда… Мазутный слизняк, ПМ, уже просочился под спальник и вцепился мне в живот. Я взвыла. Боль была не очень сильная, но странная, будто парализующая, мне казалось, что меня со всех сторон держат за руки и ноги.

…Арматура. Схватила арматуру, долбанула саму себя, потом аккуратно попыталась поддеть… Я действовала до обидного медленно, как будто в замедленной съемке. На одно мое движение приходилось десять мелких движений чертова слизняка…

Крысы оглушительно пищали по углам. Этот наверху орал. Я все поддевала тварь арматурой, но она соскальзывала в последний момент. Голова кружилась, и пальцы перестали слушаться. Я почувствовала, что теряю сознание, сделала резкое движение рукой, поддела, швырнула… Послышался «шмяк», завопил Молодой, зазвенели стекла. И я отключилась.

Очнулась я от нашатыря. Забытый и в то же время знакомый запах, резкий, кто хочешь вскочит на ноги. В проеме досок надо мной торчала рука с ваткой.

– Проснись, красавица.

Бабка! Вернулась!

– Спасибо… Вы чего здесь? И где это?

– Могу уйти. Твой дружок удрал, только пятки засверкали.

Не так уж часто она отвечает внятно на мои вопросы.

– Не… Он не мой дружок. Я про это… Про пятно – где оно?

– Нам ли с тобой волноваться о пятнах, – неоригинально ответила Бабка. – Да замерзнет, как мамка, не переживай.

– Что?!

Вместо ответа Бабка кряхтя уселась на доски, почти мне на голову. Цветастые юбки, стиранные при царе Горохе, забили мне всю вентиляцию, но Бабке было плевать. Кажется, она смотрела в окно. И точно, что вздыхала.

– Вы правда ничего о нем не знаете или придуриваетесь как обычно?

– Ну почему? Знаю. – Она заерзала у меня на голове, осыпая макушку мелким мусором. – Родился, учился, не выучился, служил, работал, потерял работу, оказался в тюрьме, сбежал…

– Вы о ком сейчас? Я про Пятно спрашиваю, про ПМ…

– Нам ли с тобой…

– Ну вот!

Бабка обиженно замолчала.

На улице выстреливали салюты, кричали «Ура!». Я все это слушала и слышала, люди были так близко – и так далеко. Наверное, только в Новый год можно почувствовать себя такой одинокой.

Крысы потихоньку вылезали из темноты, дергая любопытными носами. Бабка пошарила в кармане и высыпала мне на живот горсть орешков. Крысы радостно вылезли на волю и стали лопать. Нет более умиротворяющего зрелища, чем крысы, сидящие на задних лапах и поедающие орешки. Вот уже несколько месяцев как нет. У меня слипались глаза от этого зрелища, в голову стучалось что-то важное. Я спросила Бабку:

– Вы совсем ничего не боитесь?

– Да нечего мне уже бояться! Спи. Я буду рядом.

Видавший виды деревянный стол хромал на одну ножку. Семенов наклонился и поправил бумажку, подложенную под ножку стола, сложенную вчетверо. Попробовал: все равно шатается. С удовольствием выдернул из-под стекла последнюю страшную фотку, сложил, подоткнул. Шатается. Оторвал от фотки тонкую полоску вместе с головой кого-то давно погибшего, обернул старую бумажку, подоткнул. Сойдет. Под стекло положил фотку котика, дочка распечатала вот такую пачку, и часть ее уже нашла свое место под стеклом древнего письменного стола. Не будут смеяться. Васек попробовал что-то сказать по поводу его, Семенова, рабочего места – потом долго писал рапорта и ходил по «земле» в поисках сдернутых на улице сумочек. А не надо начальника злить! У Семенова работа нервная, ему с котиками спокойнее. Что за жизнь пошла, если приходится защищать фотки котиков!

С утра на столе лежало два новых заявления: опять пропавшие. Семенов ухватился взглядом за даты рождения: взрослые? Дети? 19, дальше не посмотрел. Взрослые. Значит, может, еще пронесет. Взрослые могут зависнуть у приятелей, смотаться из города на раздобытки или потому что совесть не чиста, да просто уйти, никому не сказав, потому что надоело. Эти двое вышли за хлебушком несколько дней назад. Не похоже, чтобы ушли в отрыв, уехали в Турцию налегке.

Пальцы уже набивали адрес в телефоне. От дома пропавших до булочной – 50 метров. На таком отрезке легко можно пропасть, особенно если вдоль дороги… Нет там дороги. Новый район, местами еще недостроенный, яркие раскрашенные новостройки стоят кучкой: в одной они жили, в другой магазин. Идти дворами. Во дворах… Есть куча способов пропасть во дворах.

Нехорошее предчувствие на секунду промелькнуло в голове и отстало. Семенов давно приучил себя не думать о плохом. Иначе свихнешься. Просто не повезло. Сбила шальная машина (они и по дворам летают как сумасшедшие), подобрала «скорая», в больнице не смогли связаться с родственниками, и не такое бывает. Надо пробить больницу, вот и все. Там наши гаврики, больше негде.

– Лена, пробей мне…

Ленка с умным видом сидела в телефоне, но, подняв глаза на Семенова и заявления в его руке, отрапортовала:

– Уже. Нету.

Протянула распечатку и опять уткнулась в телефон, да еще буркнула:

– Что-то они зачастили…

– По сводке! – рявкнул Семенов. Это «зачастили» раздражало: люди все-таки.

– Тоже нет. – Лена с готовностью протянула другую распечатку. – Тишь да гладь, две драки всего. Даже грабежей нет.

– Так карточки у всех, чего грабить-то… – примирительно буркнул Семенов.

До вечера поступило еще два заявления. Взрослые. С работой, семьями, так же выскочившие на секунду за хлебом или еще за чем. Тот же микрорайон. Надо ехать на «землю». Не хочется. И машина уехала, разгонять очередную драку. До завтра? Отговорка была дрянь: что, у него своей машины нет? Всем не хочется – а надо. Встал, запер документы, вылетел бегом, сел в машину. Теплая. Стояла на солнышке, деньки-то нынче какие! Завел, поехал.

Новый микрорайон видно, наверное, из любой точки в городе. Раскрашенные высокие домины, этажей по двадцать, они торчали над городом как корона. Старый фонд – особняки реставрировали до последнего, большую часть сохранили, Семенов сам жил в таком. А эти… Новостройки выросли за пару лет, торчали, как мухоморы, смешно. В сумерках горят окошки новостроек. Мало, не все еще заселились. Семенов даже без проблем припарковался во дворе, вышел.

Двор как двор. Пластиковая детская площадка, они по всему городу такие. Новенькая подземная парковка, недостроенная, незанятая. Поцапался с охранником, конечно, внутрь попал. Что ж, охранник был прав: там нечего смотреть. Для тех, кто не смотрит. Семенов обежал ее всю, светя фонарем в каждый угол, да еще полчаса пытался разговорить охранника: нет, эти все пешком уходили.

Народ шел с работы. От остановки потянулась цепочка людей: кто в магазин, кто сразу к подъездам. Эти-то и нужны. Люди запрограммированы на привычки: если ты недавно переехал и сегодня у работы сел на автобус в семь пятнадцать, вышел и пошел в магазин – значит, и завтра ты сделаешь то же самое. И еще с кассиршами потрещать надо. Пока народу живет немного, кто-то им уже успел примелькаться…