Адам Нэвилл - Багрянец [litres]

Кэт не поняла почти ничего из этого и не ответила.

– Очередная жизнь – как не бывало, – пробормотал Тони, потирая впалую грудь. Кэт почувствовала улыбку во влажной бороде у своей щеки:

– Как думаешь, сколько ему? Без малого восемьдесят. Вообще, он не должен был столько прожить – сердце было ни к черту. А сколько ей , как считаешь? А ведунья еще старше. Два раза ее чуть не сожрал рак, но краснота выгрызла опухоль. Краснота заботится о своих. У нее есть любимцы, но не все. Ни ты, ни он … – бородач гоготнул, и Кэт поняла, что он имел в виду Стива. – Вы ничего не знаете. Мы – те, кто впускает собак.

Он снова хохотнул, издав свистящий хрип, постучал себя по седой голове и показал на пол:

– Ты не поверишь, что там, внизу. Но дог созвучен Богу [2]. А? А? Поняла? Может, хоть теперь до тебя начнет доходить.

Старик Тони в своем кресле только пожал плечами и развел дряхлыми руками, будто все это не имело к нему никакого отношения; будто он просто зритель, безразличный к женщине у своих кривых ног.

– Старуха Крил. Ее щенки голодают, а? – он ухмыльнулся, словно идиот.

– Грядут времена. – Влажная борода снова защекотала ухо Кэт. – Ужасные, страшные времена… Нас сколько? Семь миллиардов? Кому не насрать? Точно не им . Вы все сдохнете, поняла?

Из его рта так воняло, что Кэт не могла ни на чем сосредоточиться. Она не понимала почти ничего из того, что нес этот идиот. Скорее всего, он пересказывал ей то, что услышал от кого-то и понял лишь наполовину, хотя яро в это верил. Эта вера и позволяла ему творить такие бесчеловечные вещи с незнакомыми людьми. Кэт воистину попала в страну психов и познакомилась с ее сумасшедшими обитателями.

– Все, все, все, – повторил довольный собой Тони, явно считая свою показную язвительность смешной. Он был то ли пьян, то ли под кайфом, то ли просто сошел с ума.

Голову Кэт до сих пор заполнял дым; все, что она перенесла, разум немедленно удалял, чтобы пережить произошедшее. Она не думала, не сопротивлялась, не чувствовала и до сих пор не доверяла своим мыслям – в недавних воспоминаниях было полно пробелов. Чтобы успокоить истерику, которая вот-вот началась бы, Кэт сказала:

– Умоляю.

– Они в камнях, – Тони указал на пол. – В красной земле столько звуков. Музыка. Видения. Стихи.

В комнату входили другие. Идиота с вонью изо рта, который похитил Кэт, сменил другой – мужчина с жидкими волосами, облепившими череп и падавшими на голую спину крысиным хвостиком в красной охре. В руке он держал самокрутку, дым от которой резал глаза; заметив это, мужчина нарочно поднес горящую траву ей под подбородок и сказал:

– Папа и мой товарищ хотят, чтобы ты принесла эти записи нам – со всех сраных гаджетов. Та деваха, сестра вора, которого мы отдали красноте несколько лет назад, или кто она там ему, должна вернуть нам все, что у нее есть. Твой дорогой Стив все нам рассказал об этой Хелен и ее дисках. Этой музыке место здесь. Она ни в коем случае не должна попадать наверх. Теперь финал зависит только от тебя.

Его интеллигентный голос опустился до шепота:

– Ты не поверишь, как далеко мы видим – вперед, назад, повсюду. Видим каждый уголок твоей жалкой, скучной жизни. Прямо сейчас мы совершенно не здесь. Знаю, непривычно, но, думаю, основной смысл ты поняла. Тебе надо кое-что сообщить нашей дорогой Хелен. Знаешь, она даже была здесь, у нас! Как ее брат, совала нос не в свои дела. Оба они оказались совершенно безмозглыми. Не представляли, с чем играют. Так что, если ты не хочешь снова увидеться с нами, или попасть сюда, или повстречаться с нашими друзьями снизу , у тебя есть задание. – Кэт кивнула в знак согласия.

– Ты никогда не забудешь то, что случилось сегодня. Даже не пытайся понять – у тебя никогда не получится. Все это не для тебя, я чувствую. Но ты достаточно умна, чтобы отойти вовремя, так что подыграй нам, и большая собачка тебя не укусит. Сейчас мои товарищи проводят тебя домой, чтобы ты занялась Хелен. Ну, когда перестанешь блевать.

Где-то далеко кто-то сказал:

– Через пять минут он будет здесь.

Тогда голову Кэт снова накрыли мешком, а потом выволокли ее наружу, к машине, ревущей двигателем вдалеке.

В темноте вокруг Кэт раздавались и затихали голоса и топот босых ног. Кто-то плакал, какое-то животное закашляло, и Кэт заскулила при этих звуках; вдруг у ее ног по дороге заскребли собачьи когти, а мокрый нос стал нюхать пах, и она закричала.

Они приближались к двигателю машины, а над землей зажглись яркие огни и поблизости от поверхности загремел мотор самолета.

Едва дыша, Кэт лежала на холодном металлическом полу фургона, а ее везли домой. В это было невозможно поверить, так не должно быть, но ее отвезли домой. Не разрезали на куски, не скормили пещерным дьяволам, не отпилили верхнюю часть черепа, а просто отвезли в ее дом, с его смехотворным электричеством, современным оборудованием, всякими безделушками, не имевшими никакого значения, не защищавшими ни от чего.

Дома с Кэт остались двое незваных гостей. С тех пор они не выпускали ее из поля зрения: она даже мылась в присутствии незнакомых убийц – голая, в слезах, опираясь руками о кафель. Но ни горячая вода, ни жесткая мочалка не могли стереть жуткую вонь, исходившую из расщелины в красной земле; и ничто на планете не вымыло бы из ее памяти то, что они сделали со Стивом.

«Его мама с папой. Его треклятые мама с папой».

Делия, мать Стива, погибала на диване Кэт – та в жизни не видела, чтобы кто-то так дрожал. Редж держал жену за руки, чтобы она не упала.

Делию трудно было узнать – худая от природы, с недавних пор она совсем высохла: ноги и бедра, казалось, вот-вот сломаются. Мужу пришлось ввести ее в дом Кэт. За очками Делии двигался, кажется, только один глаз, вместив в себя всю силу ее требовательного взгляда. Кризис сокрушал ее мозг и сжигал нервную систему.

Звонок, поступивший от Кэт три дня назад, хорошенько удобрил в уме Делии первое семя волнения за сына. Со временем оно проросло хронической тревогой и расцвело паникой, которую можно было успокоить только лекарствами.

За последние несколько дней вся связь между Кэт и родителями Стива сводилась к периодическим звонкам Делии с вопросами, «не слышала ли она чего». От Реджа и Делии Кэт отделяла их мелочная неприязнь, которая теперь стерлась под волной родительского страха, переходящего в горе – неизбежное завершение их переживаний. Что касается ее собственных страданий, Кэт не могла с ними об этом заговорить.

Не то чтобы Редж полностью не одобрял избранницу сына – они с Кэт оба читали Ле Карре и иногда находили друг с другом общую волну: изредка Кэт высиживала с четой тоскливый ужин, и, когда Делия прекращала свой микроменеджмент мужа и всех, кто находился в комнате, Редж оказывался способен наслаждаться компанией Кэт. Однако дружбы между ними так и не получилось.