Адам Нэвилл - Багрянец [litres]

– Это не конец, но начало, – улыбнулась незнакомка. Тони, открыв старые глаза, подернутые слезами, схватил ее за руку и прочистил горло:

– Нанна права. Если бы люди знали о таком чуде, то стеклись бы сюда толпами. Всё бы отдали, лишь бы стать частью того, что здесь пребывает. Ты не представляешь, какого сокровища, какого зрелища мы удостоены. Тебе не понять – ты вандал. Вандалы уничтожают все, чего не понимают. Такова их природа.

– Нет, – уверенно затрясла головой Кэт. Значит, незнакомку зовут Нанна? Это дочь Уиллоуза, сестра-близнец Финна; о ней говорилось в первой прочитанной Кэт статье онлайн. Тони устало вздохнул, будто перед ним был ребенок, отказывавшийся понимать нечто важное.

– Девочка моя, эту землю столько раз уничтожали и создавали вновь, но одно чудо, гораздо старше нашего вида, пережило бесконечные ледниковые периоды и наводнения во время оттепели. Мы не ожидаем, что ты поймешь, но соберись, примирись со своим прошлым – и забудь все, потому что все это несущественно. Пусть это будет тебе утешением: ты – искра, бесконечно малый огонек, который однажды погаснет. Ты – ничто. Мы здесь – лицом к лицу с чем-то, для чего наши крошечные умы не предназначены. Больше я тебе ничего не скажу – лишь один из нас двоих по-настоящему способен видеть, что присутствует внизу, в зеве красноты. Пусть этот зев никогда не закрывается, дабы некоторые из нас пережили грядущее запустение. – Тони вздохнул, демонстрируя жалость к Кэт, и его грудь втянулась, выпуская воздух, как бумажный пакет. – Ты им на один укус, девочка моя, и мы столь же малы – мясо да пара мыслей, иногда крошечное сердце. Все вечно идет по кругу – снова, и снова, и снова. Мы готовы, а ты?

Для Кэт эта проповедь, которую он, несомненно, читал не первый раз, оставалась бессмыслицей.

– Умоляю… – сказала она, но мольба о пощаде давалась трудно: ужас душил Кэт, совал ей в рот горячие пальцы, мысли тормозили под бесконечной тяжестью неизбежного. Она чувствовала себя жалкой, как потерянное дитя.

Опустившись на колени перед Кэт, Нанна вынула из тканевой сумки и поставила на пол бутылочку из коричневого стекла с мутным содержимым и нечто обернутое белой тряпкой – что бы это ни было, от него на ткани проступили пятна цвета йода.

– Ты сильна, – ласково улыбнулась она Кэт. – Мы видели твою силу воли, и благодаря ей ты еще вкуснее. Твоя сила и горячий дух – прекрасная пища. Дорогая моя, тебе выпала честь.

– Необязательно это делать… пожалуйста.

– Наша красная мать следит за тобой. Она учуяла и твоего любовника – вора, прокравшегося к нам, – Нанна подмигнула. От ее улыбки, теперь почти непристойной, Кэт стало страшно: глубоко под маской дружелюбия скрывалось безумие. – Но пора прекратить сопротивление. Мы все благодарны тебе и никогда тебя не забудем. Мы любим тебя, Кэт.

– Да. Любим. Мы обожаем тебя, девочка. – Старые глаза Уиллоуза затуманила сентиментальная дымка. Он жестикулировал дряхлой рукой, точно безумный король в пустой степи, вещавший своему последнему подданному или шуту. – Ты даешь, чтобы другие остались. Мы должны удалиться, дитя, в наше убежище среди этой враждебной природы. Красные дети снова бегут, как делали много раз прежде. Но черная собака и ее белые щенята должны нагулять жирок – приближается сухое лето и жестокая зима, девочка моя. Ты станешь последней перед долгим затишьем. Мы их… взволновали. Теперь им нужно отдохнуть в темноте. Понадеемся ради нас всех, что они успокоятся. Да? – Тони наклонился вперед, распахнув глаза, и Кэт прочитала в них панику: – Они подошли слишком близко к поверхности – слишком. А всё стукачи вроде вас.

Кэт сглотнула, не зная, что можно ответить на этот бред и стоит ли отвечать. Сквозь шок ей удалось выдавить несколько слов шепотом, но они теряли смысл еще до того, как падали с губ:

– Умоляю, клянусь жизнью. Я вижу, что это нечто священное для вас, и вы совершили здесь нечто особенное. Я понимаю, правда. Я тоже видела его. То, что здесь есть. Честное слово. Но у меня есть жизнь. В обмен на нее я ничего не скажу… ничего не сделаю… даже буду помогать. Я могу быть полезной.

Тони потряс взъерошенной белой головой. Теперь он напоминал ей престарелого индейского вождя или побитого стихиями бездомного, несшего околесицу каждому, кто проходил мимо его картонного трона.

– У тебя нет призвания, – ответил Тони со снисходительной улыбкой, сверкая глазами, будто говорил с ребенком. – Ты не ведьма, ты ничего не ведаешь. Но она – ведьма, и она решает. Наша ведунья – это она нашла все много лет назад, глубоко внутри… Пойми, если можешь, – оно вернулось, мы приняли его, и оно спасло всех нас. Она – важнее нас, она решает, кому жить долго, а кого поглотить целиком. Мы следуем зову – вот наш радар. А ты не знала? Это не слова, о нет – картины в уме. Никогда не ошибаются. А ты – угроза для древней рощи. Ты оттуда… из того треклятого места. Пришла непрошеной, суешься, куда не следует. Мы тебя видели, видели. Краснота столько раз с вами расправлялась. Оставляла ваши кости в темноте на тысячи лет.

Мы стоим у двери, девочка моя. Просто договариваемся. Ты – сокровище, ты благословенна. Ты – полное брюхо в холодную ночь, дитя. Будь сильной, вот и все. И будь благодарна за то, что отдашь вечному.

Дочь Тони развернула предмет на полу, завернутый в тряпку:

– Пей с нами теперь. Закрой глаза и смотри. Сегодня оно восстанет ради нас. Стая скулит.

– Мы сидим здесь и пьем, а слепые псы рыщут по красной земле. Старуха Крил! Старуха Крил и твои жаждущие щенята! – воскликнул Тони, по-видимому, в приступе экстаза – сильного, но понятного лишь ему.

У колен Кэт поставили чашу, и ее передернуло. Подобные чаши она видела в музее Эксетера и много лет назад на слайдах в Плимуте, где показывали рукотворные артефакты из брикберских пещер. Каждый раз Кэт при их виде тошнило.

На грязной земле перед ней лежала верхушка человеческого черепа – на этот раз бледная и до сих пор влажная изнутри: одно из новейших приобретений в коллекции Брикбера. Эта чаша имела особое значение, как и предметы, погребенные с Красными королевами тысячи лет назад ради их сохранности. Эта емкость предназначалась для целей, не оставшихся ни в письменных, ни в устных источниках.

«Распилите ему башку».

Заскулив, Кэт отшатнулась от мерзкого предмета, поползла на ягодицах и уперлась в ближайшую стену. Она оказалась в углу, перед глазами все побелело, и Кэт сплюнула горькую слюну, накопившуюся во рту.

Ухмыльнувшись, Тони сменил тон и образ престарелого блаженного мудреца, переместившись на пару тысяч лет вперед ради более свежего лексикона:

– Отлично. На голодный желудок даже лучше – сильнее подействует и не рассосется. Я-то знаю, я все принимал. Скажу иначе: тебе не стоит оставаться в трезвом уме, а это дерьмо немножко притупит восприятие. Просто так никто не выдержит старуху Крил, девочка моя, – надо надраться. Так что пей, потому что тебя ждет самое сильное переживание в жизни. Рискну даже сказать, что это причастие – вроде как анестезия перед операцией, если ты меня понимаешь. Потому что в соседней комнате тебя буквально разберут. Ты, девочка моя, прокрутила нас через мясорубку, так что придется тебе ответить – а больше врагов у нас не осталось. Кого еще отдать – собак-то выпустили. Разве не разумно?