Наталья Тимошенко - Игра с огнем

— Не верю я в такие совпадения, — проворчал Дима, как никогда раньше напоминая отсутствующего следования Первушина.

Если бы не пожар, перекрывший выезды, Элиза уехала бы. Еще вчера, взяв только самое необходимое. Вечером ее ожидаемо вызвали в школу. На этот раз Колченогая разговаривала с ней в присутствии директора, обсуждали недопустимое для учительницы поведение, и все попытки Элизы выяснить, что именно считалось недопустимым, остались неуслышанными. Она не раздевалась до гола на улице, не уводила мужчину из семьи, хотя когда химичка закрутила роман с физруком, тот еще был женат, но это почему-то никого не возмущало. То, что кто-то сфотографировал ее с отцом Яны Васильевой и разослал эти снимки — не ее вина. Однако все аргументы разбивались о стену негодования Колченогой. Директор только поддакивал ей. Хорошо хоть педсовет не собрали, с них бы сталось.

Ее временно отстранили. Не уволили, просто велели пока сидеть дома. За свой счет, естественно, хотя деньги волновали Элизу меньше всего. Ей больше не нужно идти на занятия. Ее жизнь больше не подчиняется расписанию. Все снова рушится. Одна маленькая слабость — и все снова рушится.

Кошмар, который она пережила этой ночью, мало с чем мог сравниться. Ее терзали огненные монстры, рвали на части горящие пламенем птицы. Элиза просыпалась от нестерпимого жара, и сил хватало только на то, чтобы направить огонь от себя. На стены, мебель, занавески. Куда-нибудь, только бы не сжечь себя саму. Потом она шла в ванную, которую наполнила до краев вечером, ложилась в нее, и на несколько минут это приносило облегчение. Проточной воды все еще не было, а стоячая нагревалась быстро. Затем она снова засыпала, до нового кошмара.

Проснулась на полу в прихожей, когда за окном пасмурное утро сменило бесконечную ночь. Одежды не было, ее остатки тлеющими кусочками валялись вокруг, а кожа в некоторых местах была покрыта ожогами и отвратительными волдырями, кое-где прорывающимися наружу мутной жидкостью. Любой нормальный человек от таких ожогов давно умер бы, но Элизе не дано было подобной милости. Видимо, ночью не всегда получалось отогнать огонь от себя, хотя ремонт в квартире определенно придется переделать. Как и купить новую мебель. Но сейчас ей было плевать на это. Повезло, что не сгорел весь дом — и ладно. Видимо, ей хватало сил не только сбрасывать огонь с себя, но и гасить его.

Сжимая зубы так, что они почти крошились, только бы не разреветься от боли и жалости к себе, Элиза кое-как добралась до ванной и залезла в воду. Кошмары закончились, теперь нужно было как-то облегчить их последствия. Теплая вода укрыла ее мягким покрывалом, приглушила боль и смыла липкий ужас. Элиза порадовалась своей предусмотрительности: не зря она вчера объездила почти все местные магазины, скупая оставшуюся воду.

Она не позволит им убить себя. Сама не понимала, кому именно «им». Людям, которые со страхом и возбуждением следят за новостями. Колченогой, которая давно искала повод сорваться на ней. Никому не позволит. Тамары больше нет, и нет надежды, что кто-то снова вытащит ее из кошмара, а значит, она должна сделать это сама. Она уже не маленькая, справится.

За нее всегда все решали: сначала родители, тренер по плаванию, потом ненавистный муж. Она привыкла подчиняться и делать так, как ей говорят. Когда Тамара предложила переехать сюда и нашла ей работу, Элиза снова покорно подчинилась. Терпела дурацкую администрацию, хотя вовсе не обязана была. Ей ведь не нужны деньги за эту работу, но почему-то никогда даже в голову не приходило, что она может уволиться, может поступить по-своему.

Она может сама составить расписание своей жизни, выработать новые правила. Не здесь, не в этом городе. Где-нибудь, где есть хороший фитнес-центр, бассейн, кино и магазины — все, чем можно заполнить жизнь. Она может взять больше учеников, может сама записаться на какие-нибудь курсы. Расписать свой день так, как ей захочется, придумать несколько дополнительных занятий, если что-то отменится. Почему же она не додумалась до этого раньше? Привыкла к тому, что расписание за нее составляет кто-то другой, и даже не подумала, что может сделать это сама. Осталось немного продержаться.

Итальянский язык. Она давно хотела выучить итальянский язык. Шесть занятий в день по сорок пять минут с перерывами. Это почти школа, только учит не она, учат ее. Потом обед, поход в магазин. Домашнее задание. Она протянет до того, как с города снимут огненное оцепление. И уедет.

Элиза вынырнула из уже почти горячей воды и замоталась в большое полотенце. Ожоги сошли совсем, осталась лишь небольшая краснота, но и та исчезнет через несколько часов. Сейчас пробежка, потом завтрак. Все по расписанию. Она справится.

Завязать хвост, надеть спортивный костюм чуть теплее, на улице сильно похолодало. Захватить бутылку с водой, сунуть телефон в специальный карман. Она готова.

На улице было еще более мерзко, чем она представляла, но Элиза несколько раз глубоко вдохнула и побежала по привычному маршруту. Под ногами стелился не то дым, не то туман, пахло гарью, но она ни на что не обращала внимания. Сейчас просто бежать, ни о чем не думая. Это она умеет. Поскольку в школу не нужно, она позволила себе побегать немного дольше. Макияжем все равно займется, это неотъемлемая часть расписания, но вот тратить время на дорогу не придется.

Элиза выдохлась, когда датчик показал ровно двенадцать километров. Замедлила бег, вытерла пот с лица. Еще немного в таком темпе, потом можно перейти на обычный шаг. В боку нещадно кололо, а ноги казались не просто ватными, а как будто совсем отсутствовали, но Элиза упрямо не останавливалась. Нельзя останавливаться.

Огляделась, понимая, что в какой-то момент свернула с маршрута, рассчитанного на меньшее расстояние, и теперь не знала, где находится. За весь год жизни в Лесном она никогда не бывала в этой его части. Жилых домов здесь не было, только заброшенные, сгоревшие, поросшие кустарниками и мелкими деревцами строения. Элиза догадалась, что это та самая окраина, разговор о которой она как-то слышала в учительской.

Стоило уйти отсюда, но она, словно зачарованная, продвигалась вперед, разглядывая то, что осталось от домов. Молчаливые великаны, они смотрели на нее пустыми глазницами выбитых окон, смотрели осуждающе, тяжело вздыхали, скрипя старыми досками. Она нарушила их покой, они были не рады незваной гостье. Элиза не знала, что хочет найти здесь, но какое-то странное чувство гнало ее вперед, к одному единственному дому, пострадавшему больше всех.

Перед обугленными, почерневшими от огня и времени стенами раскинулась заброшенная детская площадка. Одинокая железная лестница, уже без горки, уходила в никуда, а от качелей остались лишь остов да одна неподвижная подвеска, без сиденья и пары. Элиза не понимала, откуда это знает, но она точно помнила, что когда-то качели были темно-оранжевого, почти коричневого цвета, а с горки следовало съезжать аккуратно, потому что примерно на середине она треснула, и можно было порвать одежду.