Крис Пристли - Страшные истории дядюшки Монтегю [litres]

– Нет, сэр, – сказал я. – Думаю, это был Франц.

Дядюшка Монтегю кивнул.

– Мог быть и он.

– С другой стороны, сэр, вы сказали, что мы в доме одни.

– Разве я это говорил? – пробормотал дядюшка Монтегю.

Я поставил фонарь на столик у двери и уже собрался было занять свое место у камина, но тут мне на глаза попался рисунок, на который я раньше не обращал внимания, – нарисованный пером пейзаж какой-то экзотической страны.

Рисунок был из тех, от которых невозможно отвести взгляда. Дядюшка подошел ко мне, и мы вместе погрузились в созерцание тонкой штриховки, выполненной умелой рукой.

– Работа Артура Уэйбриджа, – сказал дядюшка.

Это имя мне ровным счетом ни о чем не говорило, но я сделал вид, будто оно произвело на меня глубокое впечатление.

– А что здесь нарисовано? – спросил я.

– Деревушка на юго-востоке Турции. Ты бывал в Турции, Эдгар?

– Нет, дядюшка, – ответил я.

Кроме дома, я бывал только в своей школе-интернате, и дядюшка об этом прекрасно знал, но мне все равно нравилось, когда он задавал такие вопросы.

– А стоило бы побывать, – заметил он. – Очень даже стоило бы. Твой отец разве не любит путешествовать?

– Он любит ездить на рыбалку в Шотландию, – сказал я, немного подумав. – Но меня с собой никогда не берет. Говорит, мне там будет скучно.

– И он, пожалуй, прав, – улыбнулся дядюшка Монтегю.

– А вы сами, сэр, до сих пор путешествуете? – спросил я.

Дядюшка Монтегю покачал головой.

– Нет, Эдгар, – ответил он. – В свое время я много путешествовал. Но теперь приходится быть здесь.

Мне показалось странным, что он должен оставаться дома. Дядюшка всегда производил впечатление человека состоятельного, и мне в голову не приходило, какие обстоятельства помешали бы ему путешествовать. Но потом я подумал, что дело может быть в неизвестных мне проблемах со здоровьем. А они тем временем могли бы объяснить многие странности его поведения. Я даже заподозрил, что, вероятно, это он пытался открыть дверь уборной.

– Дядюшка, вы хорошо себя чувствуете? – спросил я.

Как же я был удивлен, когда вместо ответа дядюшка громко расхохотался. Я не понимал, почему мои слова вызвали у него такое бурное веселье, и от этого лишь укрепился в подозрении, что у него не все в порядке с головой.

– Ты думаешь, я повредился рассудком? Не так ли, Эдгар? – спросил он, отсмеявшись.

То, что он может читать мои мысли, стало для меня полной неожиданностью.

– Нет, дядюшка, – не вполне уверенно сказал я. – Вы, наверное, очень устали.

Дядюшка Монтегю поморщился.

– Да, Эдгар, – его голос звучал еле слышно. – Я очень устал.

– Давайте я схожу позову Франца, – предложил я и шагнул к двери.

– Нет! – не допускающим возражений тоном отрезал он, схватив меня за руку. – Франц не любит… гостей.

Он почти сразу отпустил мою руку, и я замер в растерянности. Дядюшка Монтегю, глядя на меня, глубоко вздохнул.

– Прошу прощения, Эдгар, – сказал он с чуть заметной улыбкой.

– Я не хотел вас напугать.

– Может быть, вернемся к огню?

– С удовольствием, дядюшка, – согласился я.

Мы уселись в свои кресла и довольно долго сидели молча, слушая, как ухает и шипит пламя в камине и тикают напольные часы. Через какое-то время дядюшка стал ритмично постукивать длинными пальцами сложенных вместе ладоней, а я с трудом подавил зевок.

– Раз уж мы с тобой здесь, я мог бы рассказать тебе про этот рисунок, – произнес дядюшка внезапно.

– Про тот, который висит на стене? Конечно, дядюшка, расскажите. Если это вас не слишком утомит.

Дядюшка Монтегю откинулся на спинку кресла и исчез в тени.

– Спасибо за заботу, Эдгар, – сказал он. – Мне полезно будет на что-нибудь отвлечься. А коль скоро ты не прочь послушать историю, то я не прочь ее тебе рассказать.

Фрэнсис Уэйбридж скучал, чем невероятно раздражал своего отца – Артура Уэйбриджа. Тот, будучи сдержанным англичанином, выказывал раздражение тем, что мурлыкал себе под нос песенку, отбивая под столом ритм ногами.

Дело было в закатные дни Османской империи. Уэйбриджи, отец и сын, сидели в чайном дворике возле пруда со священными карпами в городе Урфа на юго-востоке Турции. Солнце уже скрылось за соседними минаретами; ласточки, шумно споря за лучшие места, располагались на ночлег в ветвях деревьев.

– Не понимаю, как ты можешь скучать, – говорил мистер Уэйбридж. – Ты находишься в городе, в древности именовавшемся Эдессой. Это родина Авраама, она упоминается и в Библии, и в Коране. Посмотри вокруг, – мистер Уэйбридж театрально повел рукой. – Неужели ты и теперь скажешь, что все это нагоняет на тебя скуку?

Фрэнсис ничего не ответил, а только закрыл глаза и тяжело вздохнул. Его отец снова принялся напевать – все так же тихо, но в более быстром темпе. Когда Фрэнсис открыл глаза, он увидел кошку. Та воровато взобралась на ближайшее дерево, на пару секунд скрылась за стволом, а потом появилась в развилке ветвей в десяти футах у них над головами.

– За время нашего путешествия, – продолжал мистер Уэйбридж, – тебе выпало побывать в Стамбуле – легендарном Константинополе, жемчужине Византии. Ты стоял под величественным куполом Айя-Софии. По Черному морю ты доплыл до самого Трапезунда. Прошел по следам Александра Великого. И все это было «скучным»?

– Не все, – сказал Фрэнсис.

– Ну хоть так, – сказал его отец. – Я рад это слышать.

Скучным было не все, что видел Фрэнсис. Например, у озера Ван им с отцом встретился пастух с огромной собакой, на которую был надет устрашающего вида ошейник с шипами. Отец сказал, что шипы на ошейнике, скорее всего, – для защиты от волков. Но эта встреча не искупила всей скуки утомительного путешествия.

Фрэнсис снова глянул на кошку: та пробиралась по нависавшей над ними ветке. Теперь он понял, почему ласточки так ожесточенно спорили за места для ночевки: ни одна из них не хотела устраиваться вблизи от ствола. Кошка ринулась вперед, схватила ласточку и с добычей в зубах поспешила вниз.

– Это удивительнейшая страна, Фрэнсис, – говорил отец, прикуривая зловонную турецкую сигарету из тех, к каким он пристрастился в путешествии. – Великие цивилизации прокатывались по ней волна за волной, но так до конца не изгладили ее первозданности. Иудеи, христиане, мусульмане – все они жили на этих землях и все оставили на них свой след, но, несмотря на это, повсюду здесь слышны отголоски чего-то более древнего, темного и таинственного. Тебе известно, например, что в Харране язычество сохранялось вплоть до двенадцатого века?

Зная по опыту, что любой ответ повлечет за собой пространную лекцию, Фрэнсис промолчал. Город Харран, до которого от Урфы было рукой подать, они посетили неделей раньше. Дома в этом городе походили на пчелиные ульи, и о нем тоже упоминалось в Библии. Фрэнсис там только и делал, что торчал в тени и наблюдал, как отец рисует, а вокруг него вьются дети, выпрашивая конфеты.