Стивен Кинг - Самое необходимое

Но, как оказалось, Брайан много чего разузнал о «Самом необходимом» раньше, чем его мать, чем Майра и вообще кто бы то ни был в Касл-Роке.

2

В тот полдень — за день до объявленного открытия «Самого необходимого» — Брайан еле полз со своим великом из школы домой; он был целиком погружен в сладкие грезы (он не проговорился бы о них никому даже под пыткой раскаленным углем или ядовитыми сколопендрами) о том, как приглашает мисс Ратклифф пойти с ним на Окружную каслскую ярмарку, и она отвечает согласием.

— Спасибо, Брайан, — произносит мисс Ратклифф, и Брайан замечает слезы благодарности в уголках ее голубых глаз — глаз таких темных, что, похоже, они предвещают бурю. — Мне было очень... очень грустно в последнее время. Понимаешь, я потеряла свою любовь.

— Я помогу вам забыть его, — говорит Брайан нежным и вместе с тем твердым голосом, — если... если вы будете звать меня... Брай.

— Благодарю, — шепчет она и потом, наклонившись к нему так близко, что он чувствует запах ее духов — волшебный запах диких цветов, — она произносит: — Благодарю тебя... Брай. Но поскольку мы теперь не учительница и ученик, а парень и девушка, по крайней мере на сегодняшний вечер, ты можешь звать меня... Салли.

Он сжимает ее ладони. Смотрит ей прямо в глаза.

— Я не просто малыш какой-нибудь, — говорит он. — Я могу помочь тебе забыть его... Салли.

Она кажется загипнотизированной таким неожиданным пониманием, таким удивительным мужеством; пусть ему и впрямь всего одиннадцать, думает она, но куда до него Лестеру, который прожил целую жизнь! Ее ладони сжимаются крепче. Их лица сближаются... сближаются...

— Нет, — лепечет она, и теперь ее глаза так близко и так широко раскрыты, что ему кажется, он почти тонет в них, — ты не должен, Брай... Это неправильно...

— Это нормально, крошка, — говорит он и касается своими губами ее губ.

Через несколько мгновений она отстраняется от него и нежно шепчет...

— Эй парень, ты что, не видишь, куда прешься!

Грубо вырванный из своих грез, Брайан обнаружил, что

стоит прямо перед фургоном Хью Приста.

— Простите, мистер Прист, — сказал он, жутко покраснев. Хью Прист был не из тех, чье раздражение хотелось бы испытать на себе. Он служил в департаменте общественных работ и, по общему мнению, обладал самым скверным характером в Касл-Роке. Брайан с опаской наблюдал за ним, решив, что, если тот начнет вылезать из фургона, он вскочит на свой велик и дернет вниз по Мейн-стрит со скоростью света. Ему вовсе не улыбалось проваляться месяц или около того в больнице только потому, что он сладко замечтался о поездке на Окружную ярмарку с мисс Ратклифф.

Однако Хью Прист сжимал коленями бутылку пива; из включенного на полную катушку приемника орал Хэнк Уильямс-младший, и вряд ли стоило покидать уютный фургон ради того, чтобы как следует вздуть маленького мальчишку во вторник, в полуденный час.

— Протри глаза, парень, — сказал он, сделав глоток из горлышка пивной бутылки и мрачно поглядев на Брайана, — потому что в следующий раз я и не подумаю тормозить. Я просто сшибу тебя с дороги. Ты и пикнуть не успеешь, дружочек.

Он включил передачу и уехал. Брайан почувствовал безумное (и, к счастью, мимолетное) желание крикнуть: «А, разрази меня гром!» — ему вслед. Он выждал, пока оранжевый фургон дорожной службы не свернул на Линден-стрит, а потом продолжил свой путь. Грезы о мисс Ратклифф были испорчены. Хью Прист вернул его к реальности. Мисс Ратклифф не ссорилась со своим женихом, Лестером Праттом; она по-прежнему носила свое маленькое бриллиантовое обручальное колечко и по-прежнему ездила на голубом «мустанге» Лестера — ее собственная машина была в ремонте.

Только вчера вечером Брайан видел, как мисс Ратклифф и мистер Пратт вместе с еще несколькими жителями расклеивали листовки «Рулетка Дьявола» на телефонные будки на Нижней Мейн-стрит. При этом они распевали гимны. Правда, как только они закончили, пришли католики и содрали все бумажки. Вообще-то это было забавно, но... Если бы Брайан был покрупнее, он предпринял бы все возможное, чтобы сберечь листовки, которых касались священные пальчики мисс Ратклифф.

Брайан подумал о ее темно-голубых глазах, о длинных ногах балерины и ощутил то мрачное изумление, какое испытывал всегда, стоило ему представить, что в январе она собирается сменить дивно звучащее «Салли Ратклифф» на «Салли Пратт», что слышалось Брайану как грохот сверзившейся со ступенек лестницы толстушки.

Что ж, подумал он, обойдя очередную тумбу на тротуаре и медленно двинувшись по Мейн-стрит, быть может, она еще передумает. В этом нет ничего невозможного. А может, Лестер Пратт попадет в автомобильную катастрофу или сляжет с опухолью мозга или чем-нибудь еще в том же роде. Может, даже случайно выяснится, что он — наркоман. Мисс Ратклифф никогда не выйдет замуж на наркомана.

Подобные мысли доставили Брайану странное удовольствие, но не перечеркнули того факта, что Хью Прист оборвал его дневные грезы почти у самого их апогея (целования мисс Ратклифф и, наконец-то, прикосновения к ее правой груди, когда они оказываются в «Тоннеле любви» на ярмарке). Как бы там ни было, но сама мысль довольно дикая — одиннадцатилетний мальчишка берет с собой учительницу на окружную ярмарку. Мисс Ратклифф была красива, но еще она была и стара. Однажды она сказала ребятам на дополнительных занятиях по коррекции речи, что в ноябре ей исполнится двадцать четыре.

Итак, Брайан аккуратно сложил по складочкам свою грезу, как складывают хорошо изученный и весьма ценный документ, и засунул ее на заднюю полочку своей памяти, где ей было место. Он собирался оседлать велик и покрутить педали весь остаток пути до дома, но...

Как раз в этот момент он проходил мимо нового магазина, и взгляд его упал на вывеску на двери. Что-то в ней изменилось. Он остановил велосипед и принялся рассматривать ее.

Надпись наверху

БОЛЬШОЕ ОТКРЫТИЕ 9 ОКТЯБРЯ

Приходите вместе с друзьями!

исчезла. Ее сменил маленький квадратный плакатик, красные буквы на белом фоне.

ОТКРЫТО

было написано на нем, и ничего, кроме

ОТКРЫТО.

Сердце у Брайана забилось чуть быстрее.

«Ты ведь не собираешься туда входить, правда? — спросил он самого себя. — Я хочу сказать, даже если он действительно открылся на день раньше, ты ведь не зайдешь туда, верно?»

Почему бы и нет, ответил он самому себе.

Ну... потому что окно все еще замазано. Штора на двери по-прежнему опущена. Если зайдешь туда, с тобой может произойти что угодно. Все, что угодно.

Верно. Вдруг тот, кто хозяйничает здесь, это Норман Бейтс или как там его, который напяливает на себя платья своей матери и режет покупателей. Точ-ч-но!