Лин Яровой - Зазеркалье

«Рай, ад… Такие сказки…» — подумал я. И вспомнил вдруг картину, которую увидел однажды в сети. Кажется, она называлась «Старый рыбак». На ней был изображен старик, опирающийся на трость. Он смотрел с холста чуть исподлобья, совсем как живой. Не злой и не добрый, а просто усталый. У картины имелся секрет. Когда к её середине подносили зеркало, старик превращался то в Бога, то в дьявола, в зависимости от того, какую половину заменяло собой отражение. «Вот и куда ему? — думал я. — В рай или в ад? По каким правилам происходит распределение? В мире нет никого доброго, как нет и злого. А значит нет ни небес, ни преисподней. Всё — сказки. Нет ничего после смерти. Одна лишь тьма. Да и тьмы, наверное, нет. Просто ничего».

— Чего-о? — заворчал водитель, — чё ты машешь мне палкой своей? Приехали, твою мать.

Нас остановили на посту. Полицейский сообщил таксисту, что тот забыл включить фары, и пригласил для составления протокола.

— Кажется, это надолго, — сказал я. — Пойдем, подышим воздухом?

Лида кивнула, и мы вышли из иномарки.

По трассе проносились автомобили. Из-под колёс летел грязный щебень, и от шума звенело в ушах, поэтому мы решили уйти с обочины. Рядом с полицейским постом оказалось кафе. Оттуда тянуло древесным углём и жареным мясом.

Не сговариваясь, мы с Лидой пошли на запах. Купили по порции шашлыка, который подавали здесь в пластмассовых тарелках, пополам с овощами и сладким луком. Встали за высокий столик на улице — так, чтобы увидеть водителя, когда тот выйдет от полицейских.

— Андрей.

— Да?

— Много нам осталось?

Вопрос вогнал меня в ступор. Потом я понял, что Лида имеет в виду лишь дорогу.

— Через час будем на месте, — сказал я, взглянув на часы. — Ещё двенадцати нет. Успеваем.

Лида посмотрела в сторону и улыбнулась, прикрыв на секунду ресницы. Я почувствовал себя идиотом.

— Прости.

— Всё хорошо. Забудь.

Я уткнулся в тарелку. «Успеваем». Нашёл, что брякнуть.

Лида съела кусочек мяса и одобрительно замычала.

— А у них тут вкусно. Жирновато, но вкусно.

— Хочешь, приготовлю кролика вечером? — предложил я.

— Хочу. Только где найдёшь крольчатину? Думаешь, у них есть в магазинах?

— Наверняка кто-нибудь разводит. Купим живого.

Лида задержала на мне осуждающий взгляд.

— Что? — развёл я руками.

— Ничего. Сам будешь свежевать.

— Договорились. Как приедем, позвоню Максу. Он точно знает, кто у них в Роще разводит ушастых.

— Ты бессердечный живодер. Ты в курсе?

— Возьмем кроля и как следует поперчим.

— Заткнись, родной.

— Потом зарумяним на оливковом масле.

— Как у тебя рука поднимется?

— Потушим в сливочном соусе. С грибами, тимьяном и луком…

— Чёрт… Помолчи, пожалуйста. Я хочу кролика.

— И съедим, запивая вином.

— Ну что ты за сука, Андрей.

Лида отвернулась и глубоко вздохнула.

— Замечательно. Ты опять выиграл, — сказала она, — ладно, сегодня на ужин кролик. Дай мне сигарету.

Я достал пачку и протянул Лиде.

— На вкус как портянка, — сказала жена, поморщившись. — Не понимаю, почему раньше мне это нравилось?

— Это с непривычки. Скоро пройдёт.

Я достал сигарету и закурил вместе с Лидой. Дым погасил неприятную щекотку в груди, которая разрасталась последние два часа из-за нехватки никотина. Какая же глупость, подумал я. Курить табак — всё равно, что отрубить себе ногу и радоваться каждый раз, когда надеваешь протез. Потерять покой, чтобы вновь и вновь обретать его.

Подумав об этом, я вспомнил, что скоро потеряю Лиду, и в первое мгновение эта мысль доставила мне удовольствие. Короткие расставания шли нам на пользу. Отношения после таких непродолжительных пауз очищались от бытовой пыли и вновь становились чистыми и уютными, словно квартира после уборки.

Потом я вспомнил, что расставание будет вовсе не коротким, и маятник снова качнулся — совсем как утром. Тяжесть свалилась в глубину, куда-то под желудок.

— Какая же гадость, — сказала Лида, выбрасывая сигарету. — О чём задумался?

Я не ответил.

— Что ты сказал Максиму? — жена притворилась, будто не заметила моего молчания.

— Насчёт?

— Насчёт дома.

Я пожал плечами.

— Просто попросил пожить пару дней. Макс согласился. Ему редко удается вырваться в Рощу, а за домом надо присматривать.

— Андрей.

— Да?

Лида взглянула на меня с таким выражением, словно я должен был немедленно извиниться.

— Ты ведь понял, — сказала она.

— Эм… нет.

— Андрей.

— Что?

— Не крути, пожалуйста. Ты планируешь остаться на все три дня?

— Разве ты не этого хотела?

— Я думала мы вернемся в воскресенье утром.

— Зачем? — не понял я.

— Тебе не кажется, что иначе будет некрасиво по отношению к Максиму?

А вот теперь понял. Стало тошно, потом больно, а через мгновение всё прошло. Я не верил, что это действительно произойдёт.

— Андрей, ты же следователь, пусть и бывший. Ты знаешь, что будет. Все эти процедуры, осмотры… Участковый в грязных ботинках. Давай лучше уедем домой пораньше.

— Лид, пожалуйста, не хочу об этом…

— Андрей, — она не позволила закончить фразу. — Пожалуйста, не пытайся верить в чудо. Мы это уже проходили.

— Лид…

— Послушай меня, — голос Лиды стал низким и громким. — Я не просто так тебя об этом прошу. Чем дольше ты бегаешь от неизбежного, тем меньше времени нам остаётся. Пойми… Я хочу быть с тобой. Именно с тобой — с настоящим. С искренним и прямым — с таким, с которым я провела двенадцать лет. Пожалуйста, кот… Я не хочу, чтобы в последние дни ты бегал от разговоров и боялся меня задеть. Или избегал каких-то тем, потому что они приносят боль. Я прекрасно знаю, что ты чувствуешь. Мы проходили это. Вместе проходили. Пожалуйста, давай не будем повторять ошибок.

Она говорила и говорила, а я в какой-то момент вдруг перестал её видеть. Слёзы выступили сами собой — предательски, неосознанно. Я пытался сдержать их, пытался не показывать слабость и прятал глаза, склонившись над столиком. Мне было стыдно перед женой, и я делал вид, что борюсь с залетевшей соринкой, но от осознания того, насколько глупо и жалко сейчас выгляжу, становилось ещё хуже, и мне приходилось задерживать дыхание и прикусывать губы, чтобы хоть как-то погасить накатывающий приступ.

Её ведь увезут, разденут, разрежут на части. Мою Лиду, мою жену. Вчера я купил ей серьги — из белого золота с рубинами. В воскресенье их снимут с Лиды. Это сделает санитар: сначала небрежно задерёт волосы и откинет их в сторону, на секционный стол, потом будет долго материться выковыривая металл из ушей. Потом…

Захотелось закричать и сломать что-нибудь. То же самое они сделали когда-то с Алисой. Раскрыли живот, вытащили всё наружу, разрезали, распотрошили. Я не видел, но знал. Так всегда делают. Я видел сотню других вскрытий. Все они одинаковые. Всё равно, что разделать кролика.