Лин Яровой - Прогулки по лунным дорогам [СИ]

Я помню, как лежал в колыбели, и голос отца — низкий, спокойный, серебряный, — лился издалека. Он плыл по воздуху. Сквозь темноту. Заполнял собой медленный тягучий мир.

Отец в этом мире был таким высоким, что дотягивался до небес рукой. Словно Господь, он зажигал звёзды над моей кроватью. Пятиугольные, светящиеся — звёзды не были похожи на настоящие. Отец развешивал их на невидимых нитях, и говорил о том, что со временем ночь перестанет пугать меня.

— В детстве, — говорил он, — все мальчики боятся темноты. Боятся, что в их сны прокрадётся ведьма из сказки, но, повзрослев, начинают об этом мечтать. Вот увидишь, сын, однажды ты пойдёшь за ней, и сам не заметишь, как прогулка превратится в путешествие длиною в жизнь. Темноглазая заманит тебя на край света тысячу раз, и увидев её однажды во сне, ты навсегда потеряешь покой. И пусть сейчас тебе страшно. Очень скоро это изменится.

Отец говорил спокойно и тихо. Он всегда говорил правду, но той ночью невольно ошибся. Я не был испуган, хоть в тёмном углу и видел силуэт женщины. Она была черноволоса и высока. Даже выше отца.

Гостья смотрела на меня, как на добычу. Её пурпурное платье сияло бледно-голубой дымкой. Улыбнувшись, ведьма проплыла по воздуху к колыбели. Нависнув, взяла мою крохотную ладонь и тихо произнесла:

— Здравствуй, хранитель. Слушай голос и учись видеть сны. Нам предстоит долгая прогулка на запад.

А потом улыбнулась. Качнула колыбель. Игрушечные звезды закружились в хороводе, и началась жизнь.

Отец вздрогнул и обернулся. Окинув комнату взглядом, вновь склонился надо мной, и прошептал на ухо:

— Кажется, у нас гости… Но ты не бойся всматриваться в темноту. Однажды в ночи зародится серебряный свет, мрак расступится, и все тайны мира вдруг раскроются перед тобой. И тогда ты узнаешь, как непредсказуемо бывает наше с тобой путешествие.

Почти двадцать лет прошло с той лунной и звёздной ночи. Отец ушёл из мира, но эхо его слов навсегда сохранилось в памяти.

И вот сегодня, теплым весенним утром, случилось то, о чём он предупреждал меня ещё в детстве. Началась моя долгая прогулка на запад.

Я прошёл мимо зеркала и не заметил в нём отражения. Это не показалось мне странным — даже наоборот, немного порадовало. Ведь, если нет отражения, значит, нет и меня. А если нет меня, то нет и копны светлых волос, вечно торчащих во все стороны на макушке. Получается, судьба позволила не расчёсываться.

Когда я закурил на балконе и не ощутил слабости после первой утренней сигареты, то тоже не удивился. Все эти мелочи были так незначительны, ведь сегодня — особенный день. Сегодня я, наконец, решился.

Электронные часы на запястье странно мерцали, но время показывали точно. Шесть утра. Самое время, чтобы выпить чашку крепкого кофе. Не глядя по сторонам, я накинул рубашку, прошёл на кухню и открыл дверцу шкафчика. Варить нормальный напиток было лень, поэтому я решил обойтись растворимым.

— Доброе утро, Юра, — прозвучал бархатный голос за спиной.

Банка с кофе едва не выпрыгнула из рук. Чёрт. К этому невозможно привыкнуть.

— Привет, — буркнул я, повернувшись к девушке. — Обожаю твою тактичность.

Она сидела, облокотившись на угол кухонного дивана, вызывающе вытянув ноги. Кружевной верх одного из чулок выглядывал из-под чёрной юбки, а фиолетовая рубашка расстегнулась на несколько пуговиц — до той самой границы, что не позволяла интриге превратиться в пошлость. Мириам игралась с локонами, и темные волосы каскадом лились по тонким плечам. На вид подруге было около двадцати, но ни для кого из нас не составлял секрета её реальный возраст.

Мириам странно улыбнулась и взглянула с хитринкой в глазах.

— Как самочувствие?

— Вроде неплохо, — пожал я плечами. — А с каких пор это тебя волнует?

Я достал кружку. Глазами поискал чайник, но на привычном месте его не оказалось.

— Значит, всё в порядке? — вновь спросила девушка.

— Ну да, говорю же. Не видела чайник?

— Нет, — Мириам покачала головой. — А ты не помнишь, когда надел джинсы?

Я задержал взгляд на девушке. Что это с ней сегодня? Задает странные вопросы. Джинсы… какие к чёрту джинсы? Ну вот они — на мне.

Стоп.

А ведь и правда. Не помню, чтобы надевал что-то, кроме рубашки. И часы на руке… Всегда снимаю их, когда ложусь спать.

— Так что с ощущениями? Может, странные вибрации? — продолжала играть Мириам.

Догадка шевельнулась в голове. Я зажал пальцами нос, как ныряльщик, и глубоко вдохнул. Воздух беспрепятственно прошёл сквозь преграду, чего по законам физики произойти не могло.

Всё понятно. Я сплю.

— Умница, — поаплодировала подруга, — залезай обратно и собирайся. Иначе придётся ползти по пробкам. До встречи.

— Чтоб тебя разодрало. А нельзя что ли сразу…

Мириам исчезла. Это было в её стиле.

Выругавшись, я вернулся в комнату, где обнаружил себя мирно спавшим в кровати. Моё тело лежало на спине, словно окаменевшее, и лишь едва заметно приподнималась грудь.

Помнится, когда в детстве я первый раз увидел такую картину, то подумал, всё — конец. А потом ничего, привык. Внетелесные путешествия мне даже понравились, но сегодня на них не было времени. Сегодня ждала дорога.

Подпрыгнув, я пролетел пару метров по воздуху, завис над кроватью, и затем плавно опустился в тело.

Открыл глаза. Первым делом зажал нос и попытался вдохнуть. Не смог. Отлично. Значит, проснулся по-настоящему.

Присев на кровати, я уставился в пол и просидел так несколько минут, бездумно рассматривая узор линолеума. В голове крутились бессмысленные образы, а тело требовало, чтобы я плюнул на всё, лёг обратно в постель и укрылся тёплым одеялом. В левой ноге затихали вибрации — казалось, будто сквозь мышцы пропустили электрический ток, но боли я не чувствовал. Так часто бывало, когда сознание ещё плавало между сном и бодрствованием. Я знал, что если сейчас лягу и закрою глаза, то уже через пару минут вновь окажусь в сновидении.

Растёр ладонью опухшее лицо и громко зевнул. Наспех заправив кровать, поплёлся в ванну — решил привести себя в чувство.

Принимать контрастный душ не входило в мои планы, но дешёвая сантехника плевать хотела на чьё-то мнение, и сама решала в каких пропорциях смешивать горячую и холодную воду. Стоило повернуть кран на пару лишних миллиметров, и лёд превращался в кипяток. Нормально помыться не удалось. Зато сон как рукой сняло.

Честно говоря, я намерено растягивал утренние процедуры. Решимость и уверенность в собственных силах вдруг куда-то исчезли, стоило привести мысли в порядок.

Мокрый и посвежевший, опоясавшись полотенцем, я стоял в коридоре, и, неспешно попивая утренний кофе, разглядывал пухлый рюкзак. Он был собран ещё неделю назад. С того момента я, наверное, раз десять перебирал его содержимое — что-то докладывал, что-то вытаскивал. Счёт шёл на граммы, и потому каждая вещь подвергалась жёсткому цензу. Полезность, удобность, незаменимость — вот главные критерии, сформировавшие мой багаж.