Лин Яровой - Прогулки по лунным дорогам [СИ]

Я снова закатился.

— Да погоди ты, дай дорасскажу, — Игорь сам с трудом сдерживал смех. — И ты понимаешь, Юра, этого батюшку понесло, как на исповеди. Я сижу, слушаю, а сам думаю — мама дорогая! Да разве ж может такое быть на божьем свете?! А он сидит, на пузе крест, рюмку за рюмкой опрокидывает, и рассказывает всё, как на духу. О том, как «распутных девок очищал от мерзости дьявольской». Знаешь, как очищал? Драл их до потери сознания! То есть, в прямом смысле, пока они не отлетали от переизбытка чувств. Это, он сказал, катарсис называется. Он их так к богу приближал своим таинством. И вроде как получается, что после такого очищения самая последняя шлю… ээм… грешница в общем, становилась святой и непорочной.

— Немного ущербная логика, — с усмешкой заметил я.

— Я тоже так думаю. Ну да не в этом суть. В общем, выходило из его рассказов, что за несколько лет он своим катарсисом полдеревни очистил. Даже жену секретаря райкома. Хотя та, как и подобает всякой жене партийного человека, была праведной атеисткой. Ну так вот, я, как и ты, сидел, слушал, смеялся. И охреневал помаленьку. Думаю, вот тебе и батюшка! А потом он, понимаешь, — раз! Нахмурился, посерел весь, да и замолчал. Я ему: что, мол, случилось? Он сначала рукой махнул: ничего, говорит, вспомнилось просто. А у меня в груди предчувствие заиграло. Понимаю, что сейчас-то и будет самое важное во всём разговоре, ключевой момент. Самое сладкое, значит. И ты представляешь, как в воду глядел! Батюшка помолчал, поломался немного, а потом водка всё равно язык ему развязала.

Мы остановились у придорожного кафе. К тому времени у меня начал урчать желудок, напоминая о пропущенном завтраке. Игорь купил целую тарелку горячих чебуреков и два стакана кофе. Деньги у меня брать отказался, чему я, разумеется, обрадовался, хоть и с некоторым смущением.

Расположились мы на улице, под жестяным козырьком веранды. Игорь сдул пыль со старой клеёнки, обмакнул сочный чебурек в сметанный соус и начал с аппетитом есть. Недолго думая, я последовал его примеру.

— Честное слово, Юра, сам в эту историю не до конца верю. Но в тот момент она показалась мне чистейшей правдой, уж больно искренне этот батюшка слёзы лил, когда её рассказывал.

— Слёзы? — удивился я.

Игорь кивнул. Он отхлебнул немного кофе, взял новый чебурек и продолжил:

— Ага. Рыдал, как девочка! Видимо, глубоко его эта Настасья зацепила. Но обо всём по порядку. Дело было так. Жила у нас в Кедровом одна девка — Настасья. Кровь с молоком. Верх, низ — всё при ней, в общем, на загляденье баба. Одна беда — двадцать лет, а всё целка. Мать у неё была ведьма настоящая. Во всех смыслах. Даже дом на перекрёстке стоял. Короче, Настасье этой несладко жилось. Не то, чтобы мать её притесняла или как-то унижала, но воспитывала сурово, в ежовых рукавицах. В итоге девчонка нелюдимая была, на своей волне немного. Остальные девки вечером в сельский клуб наряжаются, с парнями гуляют, а она платок наденет и в лес на всю ночь. Чего ей там делать? Ну да нормальным-то людям всё равно, уходит и уходит, какая нам разница, что она там чудит? Может, травки какие лечебные собирает? Но ты же, Юра, понимаешь, что, кроме нормальных людей, есть и ненормальные. Козлы и ублюдки — они везде, а уж в деревне такие, как пить дать, найдутся. Ну и нашлись. Пришли два пассажира с армии. Они и до этого умом не блистали, а в армии им и вовсе последние извилины распрямили, чтоб всё по уставу было. Думаю, представить, что получилось, не трудно. Два здоровенных дегенерата. Да ещё и нализались в дрова. И вот эти синие дуболомы идут поутру и видят, как из леса выходит Настасья. Одна. Что было дальше объяснять надо?

Я сглотнул вставший в горле кусок мяса и отрицательно покачал головой, дав понять, что всё и так прекрасно понял. Я отчётливо услышал, как рвётся летнее платье, как грязные руки заталкивают крик обратно в горло, не оставляя шансов на сохранение женской чести.

— Настасья где-то с неделю из дома не выходила. Участковый к ней приехал, бумажки какие-то подписал, да и свалил. Заявление никто не подавал, расследовать дело не стали. Те двое, когда поутру в себя пришли, загасились сперва, а потом поняли, что ни хрена им не будет. Тёмную им устраивать мы не решились. Сейчас стыдно вспоминать, а тогда, если по-честному, зассали мы на них идти. Слишком уж здоровые быки были. Вот только недолго гитара солдатская играла. Нашли их ровно через сорок дней за домиком у Настасьи. Всё в той же дембельской форме на березках висели. На соседних веточках.

Я дёрнулся, подскочив на стуле, и тихо выматерился, глядя за спину Игорю.

— Ты чего? — обернулся он назад. — Лицо, как будто смерть увидел.

— Нет-нет, всё нормально. Продолжай.

Мириам послала мне воздушный поцелуй и присела за соседний столик. Она изящно закинула ноги на стоящий рядом стул и стала слушать нас, сидя вполоборота.

Игорь проследил за моим взглядом, непонимающе нахмурил брови. Затем хмыкнул и продолжил, как ни в чём не бывало:

— Представляешь, какие разговоры в деревне пошли? Тогда весь Кедровый на ушах стоял. Все головой кивали, мол, знаем мы про Настасью и её мамку — ведьмы они. Трогать их, правда, никто не стал. Наоборот — за километр обходили. Но прошло пара месяцев, и всё как-то забываться стало. И тут, рассказывает батюшка, приходит к нему Настасья. Вся в чёрном, в трауре, значит. Так и так, говорит, покаяться хочу.

Игорь достал сигареты и закурил, откинувшись на спинку стула.

— Ну а батюшка что? Покаяться, так покаяться. Скольким он уже грехи отпускал, почему бы и этой не отпустить. Он по отработанной схеме давай работать. Ходит кругами загадочный такой, мудрый, в рясе чёрной. В общем, весь из себя служитель божий и Люцифер в одном лице. Слушает, кивает с умным видом, а сам думает, как бы свою бороду между ног у девки макнуть.

Мириам брезгливо скривила лицо.

— Меня сейчас стошнит от его метафор, — вполголоса произнесла она.

Игорь поймал мой взгляд и снова обернулся.

— Да на кого ты там смотришь? — удивлённо спросил он.

— Не обращай внимания, — махнул я рукой.

Игорь смерил меня недоверчивым взглядом, но всё-таки продолжил:

— Так вот, слушай, что дальше было. Батюшка-то наш уже свой подол задирал, когда вдруг прислушался и понял, в чем ему Настасья кается. Я думаю, у него в тот момент челюсть упала и на собственном члене повисла. Потому что Настенька наша поведала, как её матушка своими собственными ручками солдатиков на березку сушиться отправила.

Я недоуменно вскинул брови.

— Чего? Не понял… Как?

Игорь поманил меня пальцем, наклонился над столом и тихо, почти шёпотом произнес:

— Странно, да? Одна старая женщина. Двое быков. Вроде как неувязочка выходит по всем правилам. Только, Юра, ведьмой она и правда была. Самой настоящей. Прокляла их на смерть, понимаешь? И знаешь как?