Эдвард Ли - Толстолоб

- Черт возьми, Том! - закричал Хэлфорд, что было для него довольно необычно. - Ты не имеешь права вмешиваться в дела Церкви!

- В дела Церкви, нет. А в аферы, да. - Александер улыбнулся и закурил сигарету. - Я знал, что у тебя задымится жопа. И я не должен тебе говорить, что регистратор сделок округа утверждает, что Церковь никогда не регистрировала акт закрытия.

- Мы регистрировали его у регистратора штата!

- Но это незаконно, Боб!

- Но не с отказом от записи, умник!

- Зачем потребовался отказ от записи? - продолжал напирать Александер. Он получал все, что хотел знать, просто наблюдая за монсеньером. - Зачем не регистрировать заявление о закрытии должным образом? Что тут такого? Единственная причина применения отказа от записи это либо избежание имущественного налога за используемое здание, либо избежание окружной инспекции. И я не должен напоминать тебе, что Католическая Церковь освобождена от всех имущественных налогов.

Хэлфорд был явно недоволен. Он был в ярости.

- Мне не нравится, когда меня называют лжецом, Том.

- Тогда прекрати лгать. Господи, Боб, у меня образование психолога. Меня учили узнавать, когда кто-то лжет. Когда-нибудь слышал о колебаниях век, отрицательно-импульсной кинестетике или противоположной реакции глаз и рук? Именно это ты сейчас проделываешь передо мной, Боб. Ставлю свой бенефиций на то, что ты лжешь мне в лицо.

- Сукин ты сын, - пробормотал Хэлфорд, затем признался: - Ладно, буду с тобой откровенен. Но я не лгал. Просто назовем это небольшим обходом фактов.

- Отлично. Вранье, как бы оно не называлось, остается...

- Я должен был перевести тебя, мать твою! - взревел Хэлфорд, внезапно вскочив и ударив кулаком по столу.

- Следи за языком, Боб.

- Ты переходишь все границы, выкидывая подобные фортели!

- Расслабься. - Александер пожал плечами, дымя сигаретой. - Просто скажи мне правду, хорошо?

Хэлфорд снова сел, продолжая сердиться.

- Мы отказались от регистрации в округе, чтобы они не посылали инспектора. Нам не нужен был там окружной инспектор, потому что фискальный год заканчивается в апреле. Мы сказали, что закрыли аббатство в апреле, а не в июле, поскольку не хотели платить хосписный налог за следующий год. Церковь не освобождена от уплаты всех налогов, гений ты наш.

- Хорошо, я понимаю, - согласился Александер. - Но есть еще кое-что, поэтому просто поясни. Хосписный налог, признаю, я не знал о таком. Но я знаю, что транспортировка реанимационных пациентов, таких как неизлечимо больные священники, должна быть законно зарегистрирована в управлении здравоохранения округа. Я им тоже звонил, Боб. Вы, парни, ни хрена не регистрировали.

Плечи у Хэлфорда поникли, как у игрока в покер, уличенного в блефе.

- Какова истинная причина, Боб? Нет никаких записей о перемещении роксетерских пациентов после закрытия аббатства. Вы, парни, сделали этот отказ, не для того, чтобы избежать хосписного налога, а чтобы не допустить появления там окружного инспектора, потому что боялись, что он что-то увидит. Я хочу знать, что он не должен был увидеть.

Хэлфорд скрипел зубами, выворачивая себе руки.

- Там все еще оставались улики. Мы не хотели, чтобы окружной инспектор отправился туда и написал заявление в полицию.

Александер разинул рот.

- Заявление в полицию ?

- Заявление об убийстве . Господи, Том. Почему ты просто не можешь сделать то, что тебе сказали? Я послал тебя подготовить место к повторному открытию. Двадцати лет достаточно, чтобы никто не стал задавать вопросов. Но в то время? Католическая Церковь не могла допустить огласки подобных вещей.

- Огласки каких вещей? - с потерянным видом спросил Александер.

Хэлфорд вскинул руки в отвращении.

- Монахини были убиты, - сказал он.

- Мне хочется кричать! - раздался скрипучий голос.

Джеррика кралась под солнцем. Да, это была нехорошая часть города, верно. Что я делаю? Должно быть, я спятила.

Уходящая вникуда Федерал-стрит отличалась запустением и была усеяна мусором. Смрад, источаемый ею, был почти осязаемым, и Джеррике казалось, будто она видит поднимающееся от асфальта вместе с горячим воздухом зловоние. С крылец домов на нее глядели темные лица.

Джеррика была напугана.

- Угу. Ага. - Чернокожий тип вышел из переулка, из которого несся концентрированный запах мочи. Мужчина был высоким и худым, только с бицепсами, похожими на покрытые жилами бейсбольные мячи, и с плечами, как у греческой статуи. Джинсы и узкая футболка с надписью «БВВ» [13] Белым вход воспрещен - прим. пер. . На голове - довольно непривычная гигантская копна в стиле «афро», нечто, родом из 70-ых.

- Угу, - повторил он. - Говорю, мне хочется кричать, потому что я никогда не видел столь красивой белой дамы.

- Привет, - сказала Джеррика, скорее с дуру. Только теперь она поняла, насколько нелепо и безумно она выглядит. Молодая белая женщина в шортах и блузке, гуляет одна по гетто.

- Я вижу, да, - сказал он. Он прищурился, губы растянулись в тонкой, как лезвие бритвы улыбке. - Вижу, что тебе нужно.

- Да? - произнесла она, пытаясь не показывать испуг.

- Вижу по твоим глазам. Позволь мне угадать, что тебе нужно. «Лед», тебе нужен «лед». У меня есть, десять часов будешь летать. Или как насчет первоклассного «крэка»? По «десятке», по «двадцатке»? У меня есть.

Тот факт, что он разглядел у нее в глазах отчаяние, вогнал ее в еще большую тоску.

- Я хочу «дунуть», - сказала она. - У меня есть двести баксов.

Улыбка стала шире. Большущие ручищи потерлись друг об друга, словно борющиеся африканские хорьки.

- У меня есть много чего «дунуть». Идем ко мне в офис.

Джеррика задрожала - его рука указала на переулок.

- А не можем мы сделать это прямо здесь?

- Ты, что, спятила, сука? Хочешь купить у меня «дурь» прямо посреди улицы? Едрен батон!

Тип был в чем-то прав.

- Хорошо, - согласилась она, и они двинулись прочь с залитой солнцем улицы.

Что я делаю, что я делаю, что я... - Эта мысль кругами носилась у нее в голове. Джеррика никогда не покупала наркотики в подобном районе, но... Она знала, что ей все равно. Ей это нужно. Тьма переулка окутала ее, но не дала спасение от жары. Запах мочи ударил в лицо. Пришлось дышать ртом.

Тип сунул руку в карман.

- Деньги вперед.

Не колеблясь, она отдала ему деньги, затем он вытащил руку из кармана.

О, боже.

Внезапно она почувствовала, будто глотнула кипятка. Обжигающий страх раздулся в животе и растекся по всему телу. В руке у типа возник небольшой пистолет, а не кокаин, о котором она так мечтала. Осознание ударило ее так же жестко, как мочевой смрад. Меня сейчас ограбят, изнасилуют и убьют...