Эдвард Ли - Толстолоб

очень странной.

Совершенно пустое надгробие.

Старое и выветренное. Но на закругленной поверхности не было никакой надписи.

Хотя...

Чэрити опустилась на колени. Что-то там все-таки было? У самой травы?

Она прижала траву к подножию камня. Прищурилась, затем прижала еще сильнее. Ее пальцы нащупали... что-то .

Но оно было слишком глубоко!

Чэрити снова встала, ухватилась за плиту обеими руками в твердом желании выяснить, что там такое. Никто же не увидит, верно? Это - семейное кладбище, и кто придет сюда в такой жаркий день? Только я, - подумала она и едва не рассмеялась.

Она попыталась раскачать камень. Сперва он не шевелился, но потом...

Да!

... стал потихоньку поддаваться. Потом чуть сильнее, затем... еще сильнее.

Вскоре камень свободно болтался в земле.

Отлично, - подумала Чэрити, взмокшая от пота, и, тем не менее, полная решимости.

Она потянула камень вверх, и...

Уххххх!

Тот, вырвавшись, упал на землю.

Не нужно было мне ездить, - подумала она. Она держала голову опущенной так долго, что у нее затекла шея. Нужно было остаться дома с Чэрити, поработать над статьей, например...

Александер припарковал «Мерседес» за небольшим унылым комплексом кирпичных зданий, который, как она догадалась, являлся епархиальным центром. Джеррика мало что знала о Ричмонде, и вряд ли когда-либо здесь была. Они проехали мимо нескольких гетто, мимо рядов убогих многоквартирных домов, мимо заброшенных улиц, усеянных мусором. Неужели весь город находился в таком состоянии?

Как и ей было велено, после его вспышки гнева она не проронила ни слова. Да и что она сказала бы? За всю жизнь Джеррике часто бывало стыдно, но чтобы так, как сегодня, еще ни разу. Он прав, - корила она себя. Я - «наркоша», я - «обдолбыш». Наверняка я ему... противна.

- Ладно, - наконец, сказал он, паркуясь и глуша мотор. Затем нерешительно продолжил: - Послушай, Джеррика. Извини, что наорал на тебя.

Она удивленно подняла глаза. Это было последнее, что она ожидала услышать. Он... извиняется?

- Я наговорил тебе всяких гадостей. Я не хотел, поэтому извини. Слышишь меня?

Она кивнула. Высохшие слезы тянули кожу на щеках.

- Я - поведенческий психолог по образованию. И так жестко на тебя накинулся, поскольку ты в большой беде. Наговорил тебе все это, потому что ты мне небезразлична, и я беспокоюсь о тебе. Понимаешь?

Она снова кивнула, смутившись.

- Если б я о тебе не беспокоился, я бы ни слова не сказал. Твоя жизнь - это твое дело. Просто не хочу видеть, как ты рушишь ее.

- Понимаю, - пискнула она, сложив руки на коленях.

- Тебе придется привести себя в порядок. Мы еще поговорим об этом, ладно? Я помогу тебе. Хорошо? Ты хочешь, чтобы я помог тебе?

- Да! - внезапно выпалила она и, снова расплакавшись, обняла его. - Простите! Я не понимаю, что со мной такое, не понимаю, почему делаю это! Мне так стыдно! - Слезы текли у нее из глаз, увлажняя ему рубашку.

Он замолчал, обнял ее, дав ей какое-то время, чтобы успокоиться.

- Знаю, это - жестокий мир, и часто он кажется несправедливым. Но, в конце концов - думаю, ты знаешь это - правильность поступков зависит от нас, людей. Я побуду у моего босса около часа. И хочу, чтобы за это время ты все обдумала, и когда я закончу, мы поговорим. Хорошо?

Джеррика снова кивнула, оторвав лицо от его плеча.

- Я хочу. Хочу исправиться.

- У тебя все получится, - заверил он ее.

Они вышли из машины. Солнце нещадно палило. Александер продолжил:

- Ты, наверное, заметила, что епархиальный центр расположен не в самой шикарной части города. Не покидай территорию, хорошо? - Он указал за кирпичную ограду с железными воротами. - Там внутренний двор. Подожди меня там.

- Ладно, - сказала она.

Александер улыбнулся.

- Все будет хорошо. - Затем, держа в руке портфель, он подошел к зданию и вошел через боковую дверь.

Джеррика посмотрела ему в след и вытерла глаза. Невозможно было адекватно описать ее ощущения, но именно так она всегда и чувствовала себя, не так ли?

Если не одно, так, что-то другое.

Почему именно сейчас? Старые демоны вернулись, но почему? Она пыталась найти хоть какого-то козла отпущения, но тщетно.

Во всем виновата только я.

Окруженный стеной двор казался довольно ухоженным: Стриженные живые изгороди, кирпичные дорожки. Над головой висели тяжелые ветви деревьев, давая тень. Да, внутренний двор был подходящим местом, где можно было посидеть и подумать, как посоветовал священник, но...

Она уже знала.

Я. Не. Буду, - сказала себе она, но чем больше она сопротивлялась, тем нерешительнее становилась. Секс, наркотики - это не имело значения. Всегда было одно и то же. В любом случае, она конченная, и была такой всегда.

Всегда будет такой.

Ее вечным оправданием было «Я ничего не могу с этим поделать». Джеррика быстро отвернулась от святилища и поспешила прочь.

В нехорошую часть города.

- Том! Вот это сюрприз! - с искренним энтузиазмом приветствовал его монсеньер Хэлфорд. Он сидел, закинув ноги на красивый тиковый стол, и листал журнал «Католик Ревью».

- Почему-то я знал, что ты трудишься, не покладая рук, Боб, - хмуро заметил Александер. - Нет покоя истинно верующим.

- Так что же привело тебя сюда? Что там с Роксетером?

- Полное дерьмо. - Александер раскрыл на кофейном столике свой портфель. - Хрень. Вот, что с Роксетером.

Хэлфорд ущипнул себя за переносицу и закрыл глаза.

- О, брось, Том. Я же просил тебя заканчивать сквернословить, а? Я задал тебе простой вопрос, а ты уже исторг поток брани.

- Жопа - вот, что с Роксетером, Боб. Полная жопа огурцов.

- О, брось, Том!

Александер помахал папкой, набитой журналами учета из аббатства.

- Кто-то пускает мне пыль в глаза, и у меня странное чувство, что это ты.

Хэлфорд посуровел.

- Я возмущен, Том. Что дает тебе право...

- Нет никаких официальных записей о том, что Роксетерское аббатство когда-либо закрывалось, - пояснил Александер. - Эти журналы содержат данные о пациентах, графики дежурств и списки запасов, актуальные до июля 76 года. В акте закрытия, который ты мне дал, утверждается, что аббатство было закрыто в апреле.

- Канцелярская ошибка...

- Хрен там, - отозвался священник. - Брось, Боб, офис аббатисы остался нетронутым . Там по-прежнему полно личных вещей, как и в спальнях монахинь. - Александер стал очень внимательно следить за монсеньером, уделяя особое внимание глазам, лицу и жестам рук. - Тумбочки в комнате для пациентов тоже набиты личными вещами. И медпункт по-прежнему полон лекарств, которым двадцать лет . Что, епархия закрывает аббатство, но оставляет в помещении препараты строгого учета? Тут какая-то нестыковка, Боб. Такое чувство, будто все исчезли за одну ночь, а Церковь посылает туда какого-то прислужника, чтобы запечатать место, пока кто-то что-нибудь не разнюхал. И почему я так думаю? Вчера я звонил в чертов офис земельных записей округа Рассел...