Юлия Лим - Лимб

– Мам! – Ярослава тихо окликнула Олесю и услышала сдавленные всхлипы.

– Доченька! Можешь мне помочь? – Мачеха сидела на кровати с опухшими от слез глазами. Настольная лампа отбрасывала на нее желтый свет.

– Что такое?

– Ноги ужасно болят, не могу дойти до кухни. Принеси мазь, пожалуйста.

Язва сбегала в кухню, достала лекарство из холодильника и прибежала обратно. Мачеха легла на спину.

– Дай мне его и иди спать, детка.

– Нет. – Язва села рядом и открутила крышку тюбика. – Скажи, где болит, я помажу.

– Икры, стопы, колени… все болит, – поделилась мачеха.

Язва помазала ее крепкие ноги аккуратными массирующими движениями.

– Тебе не нужно работать на двух работах. Уходи с ночной, – предложила она.

– Тогда у нас не хватит денег.

– Я теперь работаю в кафе. Окончу школу, выйду на полный рабочий день, и будем все оплачивать поровну.

– Ты больше не хочешь меня выселить? – спросила Олеся.

– Без тебя будет скучновато. Не хочу тут одна куковать. – Язва положила тюбик с лекарством на тумбу. – Если будут болеть – вызови врача. В твоем возрасте нельзя пренебрегать здоровьем.

Она потушила настольную лампу и укрыла мачеху одеялом.

– Спокойной ночи. – Язва поцеловала ее в лоб и ушла.

Выходные прошли для Язвы и Кости незаметно. Вечером воскресенья он заволновался и так долго ворочался в кровати, что Ярослава проснулась.

– Что такое? – Она зевнула, потирая глаза. – Я тут поспать пытаюсь…

– Утром мне придется зайти домой, а там мать. Не хочу ее видеть.

– Не забывай, что там и твой дом тоже. – Язва повернулась к нему спиной, закрыла глаза. – Не делай из мухи слона. Просто извинись, и все.

– Если я извинюсь, она опять победит и продолжит меня ломать. А я этого не хочу. Мне… нужно как-то вырваться из-под ее опеки.

– Ты ночуешь дома у своей девушки и спишь с ней в одной кровати. По-моему, уже достаточно вырвался?

– Некоторых людей не изменить. Особенно если ты ребенок. Для своих родителей ты – никто. Пародия на человека.

– О, так ты ребенок ?

– Я не это имел в виду.

– Почему с тобой так сложно? – Язва повернулась к Косте, открыла глаза. – Ты можешь постоять за себя, за друзей. Ты лежал в больнице после нападения, ты отдал скрипку другому мальчику. Ты заботился о сестре. Готовишь как шеф-повар. Тебе просто нужно набраться смелости и поговорить с матерью. Заставь ее раскрыть свои чувства – и поймешь, что ею движет. Или тобой.

– Ладно. Ты права. Только я не справлюсь в одиночку.

– Так и быть. Я привезу тебя к дому и буду стоять рядом, пока ты не выяснишь с ней отношения. Идет?

– Спасибо. Ты всегда на моей стороне. – Костя обнял Ярославу, но она отпихнула его и повернулась спиной.

– Если ты так благодарен, просто дай мне поспать наконец, – буркнула Язва.

Она заснула так крепко, что ей приснился сон. Странный и желанный одновременно.

Язва вышла из квартиры и потянулась, втягивая утренний воздух, еще не наполненный пылью и дневной духотой города.

У мотоцикла ее ждала какая-то фигура.

– Эй! Руки прочь от моего скакуна! – выкрикнула она, подбежав к незнакомцу и замахнувшись. Она не успела его ударить и опешила, узнав его: – Папа?..

– Привет, принцесса. – Он улыбнулся.

– Папочка! – Язва кинулась с объятиями и повисла у него на шее, как делала, когда была маленькой. – Ты мне наконец-то приснился! Я так долго этого ждала, так хотела тебя увидеть!

– Это не сон, родная. – Отец поцеловал ее в макушку и крепко прижал к себе.

Они стояли покачиваясь: Язва наступила ему на широкие стопы и держала за шею, пока папа, покачиваясь, переставлял ноги в танце.

– О чем ты говоришь? – Она зажмурилась и втянула запах масла. От отца пахло так же, как от мотоцикла. Одно из самых ярких воспоминаний о нем.

– Принцесса, я пришел, чтобы попрощаться. Скоро годовщина с момента аварии, и я уйду в другой мир, чтобы встретиться с твоей мамой.

– И снова оставишь меня одну?! – отстранившись, Язва сердито посмотрела на него сквозь слезы. – Я совсем не хочу жить без тебя и мамы!

– Тогда живи ради этого паренька рядом. Благодаря ему я смог прийти к тебе и вот так обнять. Он любит тебя, доченька. Не упусти своего шанса, такая искренность мало у кого бывает, – отец смахнул ее слезы большими пальцами и поцеловал в лоб: – Прощай, моя хорошая. Живи своей жизнью. И постарайся не рисковать понапрасну. А еще будь помягче с Олесей, ладно?

– Ладно!

– И бросай наконец курить. Пообещай мне!

– Обещаю! – Язва уткнулась лицом отцу в грудь и шумно выдохнула: – Я люблю тебя, пап.

– И я люблю тебя, принцесса.

Язва открыла глаза с первыми лучами солнца. Ощущение покоя и легкой ностальгии охватили ее. Она повернулась на бок и посмотрела на спящего Костю. Полюбовавшись им, она придвинулась ближе и нежно поцеловала его.

– Ты счастливчик, Левицкий, – прошептала Язва, поглаживая его по щеке пальцем, – мой папуля тебя одобрил.

Улыбнувшись, она встала и собрала оставшиеся пачки сигарет. Раньше она курила назло родителям, потом – чтобы заставить мачеху понервничать. Теперь в этой вредной привычке не было никакого смысла.

Язва нажала на педаль мусорного ведра в туалете:

– Пока-пока. – И выбросила сигареты.

Родной подъезд казался незнакомым. Сосчитав до десяти, Костя не сдвинулся с места.

– Да идем уже. – Ярослава взяла его под руку и повела внутрь.

Они поднялись до четвертого этажа. В квартире было тихо. Костя скинул кроссовки и на цыпочках пробрался в свою комнату, чтобы взять рюкзак и переодеться.

Он уже почти ушел, когда из-за его спины донесся голос:

– Алену кормить не собираешься?

Костя вздрогнул, чуть не выронив рюкзак. Обернувшись, увидел мать в шелковом халате и с полотенцем на голове. Она сидела в его кресле, закинув ногу на ногу, и выглядела непривычно домашней.

– Ты до сих пор не приготовила ей завтрак? – спросил он, прочистив горло.

– Она мою «гадость» не ест, – ответила мать. – Иди, корми сестру.

– Сама корми. – Костя выскочил в коридор и накинул куртку.

– Обречешь любимую сестренку на страдания из-за собственного эгоизма? – Мать выплыла в коридор и посмотрела на гостью. – А это еще кто?

– Моя девушка.

– Рано тебе о девушках думать. После того, что ты натворил в музыкальной школе, тебе вообще рано обо всем самому думать! – разозлившись, она перешла на крик.

– Считай как хочешь. Я пошел. – Костя вытолкал Ярославу в подъезд, схватил ее за руку и побежал по лестнице.

– Дома больше не показывайся! Слышишь? Чтоб духу твоего здесь не было! – голос матери преследовал его до самой улицы.

– Отлично. Великолепно, – сказал Костя, наклонившись. – С ней говорить невозможно. Она как Медуза Горгона: взглянет – и я каменный.