Карен Фаулер - Проклятие или дар [Черная книга страшных сказок] [сборник litres]

Эннис умолкла, однако смотрела она не на меня, а куда-то в прошлое, и я была рада этому, потому что не знала, что говорить. Неужели она и правда считала, что ее ноги не стоят на месте, потому что туфелькам хочется танцевать? Что-то подобное я читала в детстве в какой-то сказке Андерсена. Девочка из «Красных башмаков» была наказана за то, что слишком много думала о нарядах. Новые башмаки заставили ее танцевать, пока она не упала от усталости, и добрый дровосек спас ее, отрубив топором обе ступни.

Не к этой ли сказке восходит история, рассказанная мне Эннис? Может, она ничем и не больна. Может быть, ее ноги не могут остановиться, потому что она сама наказывает себя за несчастный случай, который по ее вине произошел с маленькими братом и сестрой. Возможно, дело не в проклятии, а в психосоматике?

Но разве нельзя просто снять эти несчастные туфли? Я недовольно посмотрела на нее, понимая, что, кажется, ничем не могу ей помочь. Вероятно, ей нужно нечто большее, чем я могу дать. Я не считала ее сумасшедшей, однако не сомневалась в том, что эта старая женщина не совсем в своем уме.

– О, нет моя история складывалась совсем не так, как в старой сказке. – Эннис медленно подняла голову, посмотрела мне прямо в лицо и я едва не съежилась. Она опять заставила меня почувствовать, что видит меня насквозь. Видит все. – Ты думаешь, что знаешь эту историю, но это не так. Сказка Андерсена родилась в более мягком краю, и мало чем похожа на то, что случилось со мной. В моей нет никакого дровосека, нет даже дерева. На Фуле они никогда не росли. Я влюбилась в резчика торфа, и он не стал отрубать мои ноги. Он не переносил меня через порог, на привязывал мои пляшущие ноги к кухонному столу, чтобы я могла выпотрошить рыбу на обед. Какой мужчина поступил бы так? Нет, Алекс Гэлди решил, что я ему не нужна. Он женился на девушке из Хэмитуна и переселился на другой остров. Я уехала на следующем корабле. А что еще мне оставалось делать? Я не могла вернуться домой. Да, я обрела свободу, но свою родину по-прежнему ношу с собой. И скажу тебе честно, я была права насчет этих туфель – после того, как я их получила, я уже больше никогда ничего не хотела.

Я все еще не знала, что сказать ей, и потому сняла одеяло и прикрыла им ее плечи. Она снова стиснула мои пальцы, на сей раз с просьбой.

– Можешь мне помочь?.. Ты поможешь старой леди, моя дорогая?

Я ответила, что, конечно же, помогу, и спросила что ей нужно.

– Не могу их снять, – проговорила она. – Столько раз уже пыталась… Но я знаю, что ты сможешь, если захочешь. Если, зная эту историю, решишь снять их с меня, чтобы они стали твоими.

Она сбросила тартан со своих ног, ходивших ходуном, не знавших покоя, выделывавших па, на которые она сама теперь не была способна. На мгновение мне показалось, что туфли эти – на ногах другой, более молодой женщины, кружащей по залу в объятиях молодого человека.

Я посмотрела на ее лицо, старое, морщинистое, со слезящимся глазами. Напомнила себе о том, что выслушала дикую, безумную, непонятную историю. Невозможно было поверить, что она носила эти туфли столько лет. Я не верила, что она не может остановить эту пляску, но тем не менее… Я могла освободить ее от этого заблуждения. Пусть я не сумела помочь своей матери, но я помогу ее соседке, ее подруге.

Эннис тоже может обрести покой. Она могла бы отправиться куда угодно, даже домой. Пред моими глазами промелькнула картинка: Эннис идет к брату с сестрой в жилище троу, идет спиной вперед, наконец ровным шагом, не сводя взгляд с моего лица.

И тут на меня накатило другое чувство, до сих пор скрывавшееся глубоко внутри: жажда обладания, едва ли не жадность. Я сказала себе: забрать эти туфли у соседки значит оказать ей любезность. И потом, это действительно очаровательные туфли! Зачем они такой старой женщине? Какой смысл в этом ее танце?

Я протянула руку, мои пальцы коснулись мягкой кожи. И тут же в моих ушах негромко и быстро запела скрипка. Я вспомнила, как это было со мной в городе, несколько лет назад: из громкоговорителей наверху и совсем рядом льется пульсирующая, темная и заразительная музыка. Прикосновение мужской руки… Вспомнила, каково это – танцевать, быть свободной, желать, чтобы ноги никогда не останавливались. Я знала, что могу вернуться в тот танец… Подумала, что, возможно, она права. И если я соглашусь, это будет навсегда. Возможно, я буду танцевать вечно и никогда не вернусь домой.

Это всего лишь сказка , подумала я.

И все же я не могла решиться. Снова протянув руку, я прикоснулась к красным туфелькам, почувствовала ритм танца и его биение в моей крови. Еще я чувствовала запах моря, холодный океанский ветер трепал мои волосы. A потом я посмотрела вверх, в глаза Эннис, и почувствовала, что не могу пошевелиться.

Элисон Литтлвуд

Джоди умирала не в первый раз, однако это еще никогда не происходило таким странным образом.

Дикие псы толкали мокрыми носами ее изломанное окровавленное тело, каждое прикосновение вызывало шок, холод обжигал раны, из которых толчками лилась кровь. Шершавый язык лизнул ее локтевую впадину, она почувствовала поцелуй острых зубов. Он обещал скорое продолжение.

Почему-то псы не начинали рвать ее тело, дожидались, когда она умрет. Это было настоящим благословением. Должно быть, в прошлой жизни она совершила хотя бы один добрый поступок и заслужила такое обращение.

Воздух комом застрял в горле. Боль резала глубже и острее, чем убивший ее нож. Проникала до костей, в самый центр ее бытия, в нутро, хранившее память о бесчисленных столь же мучительных агониях. Эта была так же ужасна, как любая из них, но боль не имела значения. Джоди отделила себя от боли, держала ее на расстоянии. Она забудет ее. Боль бессмысленна. Скоро, всего через несколько минут, а может, и секунд, она умрет. Тогда боль и все, что она видела, испытала и знала в этой жизни, исчезнет.

Хотя бы на некоторое время.

А потом она снова очнется – где-нибудь, когда-нибудь, кем-то другим. Джоди мастерски научилась ловить ощущение предсмертных мук. На то была причина. Хорошая, надежная причина.

Она не хотела сойти с ума.

– Я видела вчера пятнадцать пчел, – произнес голос, и хриплое влажное дыхание Джоди застряло в гортани.

Я не знала, что она еще здесь.

– А позавчера восемнадцать. Учитывая, что в это время года здешние поля и леса полны цветов, их тут должны быть сотни. Или тысячи.

Я думала, она спустила своих псов, чтобы закончить дело.

И псы будто услышали ее мысли. Она почувствовала, как чьи-то зубы начали глодать израненные пальцы ее правой руки. Можно считать это ранами, полученными при обороне.

Это терьер, догадалась она, хотя сил поднять голову и посмотреть не было. Когда маленькая собачка начала грызть ее пальцы, над ней расстилалось чудесное синее небо. Она чувствовала запах крови и колокольчиков. Мелкие мушки жужжали вокруг головы, садились на лицо, и она ощущала всех и каждую, как будто ее кожа обрела сверхчувствительность.