Карен Фаулер - Проклятие или дар [Черная книга страшных сказок] [сборник litres]

Все вокруг расплывалось. Она не паниковала, потому что еще мгновения назад была ничем, а теперь перед ней возникло нечто, и она наслаждалась этим чудом.

Дельфин вновь толкнул ее носом, это было почти больно. Джоди выскочила на поверхность и на нее сразу обрушились свежий воздух, солнечный жар, свет, слепивший глаза, которым и так все вокруг казалось размытым.

Она закашлялась, и еще раз. Ее вырвало морской водой. Она повернулась на спину и поплыла, чувствуя, что дельфин подныривает под нее, плавает вокруг. Она мысленно поблагодарила его – убаюканная лесковыми волнами, глядя в небо, слушая шум волн, плещущихся о берег неподалеку.

Я сама спрыгнула, меня столкнули, я заплыла слишком далеко, ищет ли меня кто-то на берегу, радовалась ли я жизни или отчаянно желала умереть?

Несколько минут она задавала себе эти вопросы, но найти ответ не торопилась. Она была жива. И пока только это имело значение.

– Сперва я решила, что оказалась где-то на Багамах. Солнце так грело, рядом плавал дельфин, все казалось таким… экзотичным. Но затем я наконец, выбралась на берег. На песке лежала небольшая, аккуратно сложенная стопка одежды. Небольшой пляж, футов сто из конца в конец, и никого вокруг. Я поняла, что об этом уголке знала только та женщина, которой я стала, и опечалилась. Она хотела убить себя именно здесь. Какая потеря. Я надела ее платье, по крутой тропке поднялась на утес и пошла прочь от берега. Потом я увидела дорожный знак и поняла, что нахожусь в Корнуолле.

– Ах-х, – Эвелина вздохнула.

Лет сорок назад они вместе провели выходные в Корнуолле. Джоди тогда обитала в теле худой однорукой женщины. Она ничего не знала о прежней владелице тела. И не пыталась узнать, потому что это сделало бы расставание с той жизнью еще более трудным. A она всегда рвала отношения. Не умела притворяться ни ради любимых, ни ради детей.

Именно это, повторяла она Эвелине, и было настоящим проклятием. Боль, которую ее воскресение вызывало у других людей. Она старалась уходить быстро, но не всегда получалось. Горюющие, печальные лица приходили к ней во сне. Слезы провожали ее из одной жизни в другую.

– Как только я увидела дату, сразу поспешила к тебе.

Они сидели в саду возле коттеджа Эвелины. Теперь он был не таким ухоженным: бордюры заросли травой, арки роз провисали под весом прекрасных цветов, кусты нуждались в подрезке. Сад одичал, и Эвелина сказала, что таким он ей нравится. Повсюду жужжали бесчисленные пчелы, и Джоди вспомнила деревню, собаку, глодавшую ее окровавленную руку, и безумную женщину, ожидавшую ее смерти.

В ветвях яблони резвились птицы. Порхали бабочки, радугами вспыхивавшие на солнце.

– Кажется… я нашла для тебя путь… спасения, – проговорила Эвелина. За все два дня после своего возвращения Джоди еще не слышала от нее такой длинной фразы. Эвелина стала очень старой, ей было почти сто лет, и тело начало постепенно сдавать. Тело, но не ум, остававшийся свежим и словно обновленный возвращением Джоди.

– Что это значит? – спросила Джоди, поежившись. В самом начале ее искушало желание избавиться от такой жизни любым способом. Но последние лет пятьдесят она очень редко об этом задумывалась.

– Я искала его, – проговорила Эвелина. – Всю свою жизнь. Все твои жизни. Должен быть способ. Тебе нужно просто вернуться туда и поискать. Его библиотека осталась там, в том старом доме…

– Нет, – сказала Джоди, и Эвелина замолчала, тяжело дыша, как будто только что вернулась после пробежки. Убедившись, что продолжения никто не ждет, она снова села в разложенное кресло.

– Отдышись, – предложила Джоди.

– Но я же могу… помочь тебе.

– Ты всегда помогала мне. Всегда. – В дальнем конце сада запел черный дрозд и, казалось, даже воздух восхищается переливами его песни. Джоди вдруг вспомнила, как Эвелина назвала его джазменом от природы. – А я не хочу ничего менять. Он думал, что проклял меня. Одно время мне так и казалось. И даже сейчас иногда… – она тряхнула головой, пытаясь прогнать из памяти скорбные лица и слезы незнакомых ей родственников.

Эвелина потянулась и пожала ее руку. Не сильно, но ощутимо.

– Ты хочешь отпустить меня? – спросила Эвелина.

– Я в любом случае отпущу тебя. – На глаза Джоди навернулись слезы. – Но я счастлива, что так долго знала тебя во всех моих жизнях. И я победила его проклятие. У меня было столько всего, что ему и не снилось. Стоит только представить все, что я видела и делала, все что пережила и испытала, хорошее и плохое. Все это прошло мимо него. Мои жизни затмили его короткое злобное существование.

– Но ты все время умираешь… Эта боль, эти страдания…

– Они неизбежны. В отличие от любви, – взяв руку Эвелины она поднесла ее к губам, а потом они сидели рядом, глядя, как ветер шевелит листву, разбрасывая по земле тени, прислушиваясь к гудению трудолюбивых пчел, занятых своим делом.

– Интересно, сколько пчел понадобится тебе, чтобы спасти мир, – проговорила Джоди.

– Глупышка, – отозвалась Эвелина, и рассмеялась.

Тим Леббон

Рододендрон заселяет территорию как вегетативным путем, так и семенами… Одно растение может в итоге занять несколько метров земли своими густо переплетенными непроницаемыми ветвями… [С]аженцы не способны укорениться под не пропускающим свет пологом. [57] «Рододендрон – убийца сельской местности», http://www.countrysideinfo.co.uk/rhododen.htm.

Середина ночи, светит луна. Дом кажется еще более ветхим, готовым рухнуть. Двор полон кирпичей и бастионов из мусора, постельных пружин, застывших во время взрыва; со сломанного навеса стекают ручьи газет; бутылки и банки сверкающими каплями сыплются из раскисших под дождем коробок; дряхлых холодильников и электроплиток здесь больше, чем смогла бы сжечь на своем веку самая древняя старуха.

Юная Агнесса стоит, переводя дыхание, в пятнистой тени этого славного дерева. Ярость, что привела ее сюда, стихла, закоченела. Весь этот бег отточил ее.

Лицу и рукам приятен холодный воздух. Брюки и низ рубашки пропитались тяжелой ледяной сыростью. Она опускает рюкзак на землю, достает из него пакет с землей и пеплом.

Тот, другой дом просторен и чист, сад в полном порядке, кусты у фасада обведены лунным светом, огород за домом словно покрыт инеем. В нем собака, которая бросится к ней, дружелюбно виляя хвостом, извиваясь всем телом. Подведет ее к буфету, будет пыхтеть и вилять, пока та станет искать хлеб и сыр. Будет стоять у нее за спиной, когда она начнет раскапывать груду пепла.

Она блокирует сторожа у ворот и проходит внутрь. Старуха – какой ужас, это ее собственная бабка! – будет на кухне, злоумышлять и действовать. Насекомое, зудящее в затылке Агнессы – это ее рук дело.