Ирина Тигиева - Вампиры: Когда ночь сменяет день

- Где я?

Женщина вздрогнула и, торопливо вскочив со стула, начала щупать мой лоб и пульс.

- Povera bambina inferma… Grazie a dio! Beata Virgo Maria! Sia ringraziato Dio![2]

Я смотрела на неё совиными глазами. Видимо осознав, что я её не понимаю, монахиня перешла на ломанный английский язык:

- Poverina[3]… мы нашли тебя у ворот монастыря, ты была в беспамятстве. Долго, долго…- она замолчала, подбирая слова.- Ты болела долго.

- У ворот монастыря? Как вы меня там нашли?

- Кто-то постучал,- улыбнулась монахиня.- Ты голодна, bambina?[4] Сейчас… сейчас…

Ожидая её возвращения, я вяло обдумывала ответы на возможные расспросы о моей особе. Но никаких расспросов не последовало. Единственным, что монахиня пожелала знать, было моё имя. Оказалось, в беспамятстве я провалялась трое суток, подавая весьма мало надежд на выздоровление. Что я всё-таки очнулась, сёстры восприняли как чудо.

Я оставалась в монастыре ещё неделю, за которую по-настоящему осознала, в каком подавленном состоянии находилась всё это время. Атмосфера монастыря действовала на меня магическим образом – я уже и не помнила, когда в последний раз испытывала подобную безмятежность. Монастырь, больше похожий на величественный средневековый замок, располагался на горе Sabiona, что на латыни значит "Святая гора". Местность вокруг была очень живописной. Ярко-зелёные луга чередовались с покрытыми лесом холмами, а вдалеке, едва различимые в тумане, высились заснеженные вершины гор Южного Тироля. Ведущая от монастыря тропинка терялась в долине с редкими жилыми домиками. Чуть окрепнув, я часами бродила по окрестностям, наслаждаясь покоем и красотой. Не слишком хорошо владевшие английским сёстры Франческа и Анна всё же проводили со мной часть своего времени, рассказывая об обычаях и истории монастыря. Даже узнав моё имя, обе продолжали называть меня "bambina", и, хотя большинство сестёр говорили на немецком, более распространённом на севере Италии, это обращение так за мной и закрепилось. Познакомилась я и с настоятельницей, суровой и степенной аббатисой Агатой. Как и остальные, она относилась ко мне доброжелательно, правда, немного сдержанно. Но удивляло меня другое. Никто, даже больше всех сблизившаяся со мной сестра Франческа, не задал вопроса, которого я ждала с момента, как пришла в себя, а именно, какого дьявола я делала посреди ночи перед воротами монастыря в глуши Южного Тироля, да ещё и в беспамятстве? Никто вообще не интересовался моим прошлым, словно моё появление было чем-то само собой разумеющимся.

Причину такого порядка вещей я узнала на одиннадцатый день пребывания в обители. Убаюканная шелестом ветра и пением птиц во внутреннем дворике монастыря, я не слышала шагов сестры Франчески. Она присела рядом на скамью и, старательно подбирая слова, сказала, что у неё ко мне поручение от моего кузена. Внутри меня всё оборвалось, солнечные лучи утратили тепло, птичьи голоса смолкли… До сих пор я запрещала себе думать о Доминике и о том, что рано или поздно придётся возвращаться в его общество. Очевидно, состояние моё было настолько плачевным, что он не мог рисковать и оставить меня без медицинской помощи. Но, во избежание возможных происков Арента, выбрал место, куда Аренту не было доступа. Сам он связалася с аббатисой Агатой и, сочинив душераздирающую историю, упросил мать настоятельницу позаботиться о его несчастной двоюродной сестре до её выздоровления, подкрепив просьбу внушительным пожертвованием монастырю. Оказалось, он ежевечерне общался с аббатисой, но, по его желанию, чтобы не нарушать моего душевного спокойствия, мне об этом ничего не говорили. Теперь, когда здоровье моё полностью восстановилось, он просил передать, что ужасно соскучился и надеется увидеть меня в самом скором будущем. В качестве постскриптума он сообщал, что недавно видел мою близкую подругу из Женевы в превосходном самочувствии, но это может скоро измениться, если я не потороплюсь навестить её…

- Вот и всё, что я должна сказать тебе, bambina,- вздохнула сестра Франческа.- Ты оставишь нас скоро… Нам будет тебя не хватать.

Пошарив в своём одеянии, она вынула из складок небольшой предмет, завёрнутый в белый платок. Под платком оказалась круглая склянка, наполненная землёй.

- Это святая земля из Иерусалима – святыня. Возьми с собой.

Жест доброй монахини тронул меня до слёз. Бедная простодушная сестра Франческа! Она действительно верила, что подаренная ею святыня может меня защитить… После полудня я увиделась с аббатисой и, сообщив, что собираюсь покинуть обитель на следующее утро, поблагодарила её за заботу и гостеприимство. Потом отправилась гулять по окрестностям. Но умиротворение ушло. Магия местности больше не имела надо мной власти…

Когда стемнело, я пробралась к боковой калитке. Один шаг – и я снова окажусь во власти отчаяния и страха, снова буду испытывать бессилие что-либо изменить, снова буду стоять лицом к лицу с безысходностью… Налетевший порыв ветра растрепал волосы, откуда-то послышался крик совы. Бесшумно отперев калитку, я шагнула за ограду монастыря… Никогда прежде не виданная мной ночная красота этого места заставила замереть от восторга. Лёгкий туман, посеребрённый лунным светом, необычайная тишина и покой…

- С возвращением в мир живых, chérie!

Я не оборачивалась, оттягивая момент, когда снова увижу изящные черты ненавистного пепельного лица. Но Доминик его ускорил – обойдя вокруг меня, остановился напротив.

- Perdindirindina, cara mia![5] Во что они тебя одели?

- И это в благодарность за твоё щедрое пожертвование! Я тоже рассчитывала, как минимум, на Армани.

Он звонко расхохотался.

- По крайней мере, твоя дерзость нисколько не пострадала из-за болезни.

- Как я могла причинить тебе такое огорчение?

Доминик протянул ко мне руку, но тут же отпрянул.

- Что за гадость ты прихватила с собой из обители, chérie? Так и знал, они не отпустят тебя без сувенира!

Я вытащила из кармана склянку со святой иерусалимской землёй и в замешательстве уставилась на него. На лице Доминика отразилось отвращение.

- Ты не можешь прикоснуться ко мне, пока я держу в руках эту землю…- ошеломлённо пробормотала я.- Почему я не знала этого раньше!..

- И что бы ты сделала, если бы знала это, моя дорогая? Зажав в ладони горсть святой пыли, смотрела, как за твою смекалку расплачиваются те, кто тебе дорог?

- А крест? Святая вода…

- Ты, как всегда, искушаешь судьбу, моя радость. Но, так и быть, я скажу тебе. Ни крест, ни вода, ни что-либо ещё из ваших святынь не причинят мне вреда. Что до освящённой земли, она лишь отмечает границу между нашими мирами – я не могу переступить её. Хотя пара способов всё же существует, так что не считай это панацеей.

- То есть, если я высыплю на тебя эту землю,- я неторопливо откупорила склянку,- с тобой ничего не произойдёт?