Гийом Мюссо - Жизнь как роман [litres]

Страсть к литературе ведет Фантину де Вилат с детства. Проводя летние каникулы в доме своей бабушки в Сарла, она полюбила Чехова, Беккета и Жюльена Гракха.

Бурное начало

Будучи хорошей ученицей, она посещает литературные курсы в лицее Бертран-де-Борн в Перигё, продолжает учебу в Нью-Йорке, где стажируется в таких престижных издательствах, как «Пикадор» и «Литтл, Браун». В 2001 г. она возвращается во Францию, стажируется в «Файар» и поступает ассистенткой в «Ликорн».

В 27 лет Фантина де Вилат создает собственное издательство, взяв кредит на 20 лет и вложив в дело все свои сбережения. За несколько месяцев до этого произошло изменившее ее жизнь знакомство с эксцентричной валлийкой примерно ее возраста, Флорой Конвей, официанткой из нью-йоркского бара, посвящавшей свободное время писательству. Фантина влюбляется в рукопись первого романа Конвей и обещает биться за нее не на жизнь, а на смерть. Обещание сдержано: в октябре 2004 г. права на «Девушку в лабиринте» становятся предметом сражения на Франкфуртской книжной ярмарке и продаются в двадцать с лишним стран. Так начинается слава Флоры Конвей и компании ее издательницы.

Загадка Фантины де Вилат

О романах, которые она издает, Фантина де Вилат всегда рассказывает с заразительным пылом и воодушевлением. «Она несколько переигрывает со страстностью», как говорит один ее коллега, считающий, что «кроме пишущей на английском Флоры Конвей, ничего не публиковавшей уже более десяти лет», издательский каталог «Вилат» скуден, «как дневной дождик в Толедо». Среди бывших авторов издательства тоже есть хулители: «Она умеет внушить вам веру в вашу уникальность и в то, что она разобьется ради вас в лепешку, но если ваша книга не получит прессы и не найдет читателя, она отвернется от вас без малейших угрызений совести», – говорит одна из авторов. «Хрупкая и робкая с виду, она на самом деле воин, не дарящий подарков», – делится впечатлением ее бывшая сотрудница, для которой «Фантина остается загадкой». Никто ничего не знает ни о ее личной жизни, ни о занятиях помимо работы – по той простой причине, что для нее нет жизни за пределами издательства. Ее компания – это она сама».

Сама она далека от того, чтобы это отрицать: «Издательское ремесло увлекательно, но требовательно. Это многогранное ремесло, постоянная возня в отработанной смазке. То вы автомеханик, то дирижер, то монах-писец, то коммивояжер».

На вопрос, способны ли все еще книги менять жизнь, Фантина де Вилат отвечает, что «во всяком случае, конкретная книга еще может спасти чью-то жизнь» и что именно для этого она и практикует свое ремесло, пользуясь одним-единственным компасом: своим желанием издавать книги, «которые хотелось бы прочесть ей самой как читательнице». «У меня такое впечатление, что все изданные мной романы – булыжники, мостящие длинный путь, – признается Фантина. – Путь, ведущий к чему-то или к кому-то», – загадочно заключает она.

Фантина де Вилат в 6 датах

– 12 июля 1977 г.: родилась в Бержераке (Дордонь).

– 1995–1997 гг.: посещала подготовительные литературные курсы.

– 2000–2001 гг.: работала в США в издательствах «Пикадор» и «Литтл, Браун».

– 2004 г.: основала издательство «Фантина де Вилат». Издала «Девушку в лабиринте».

– 2007 г.: присуждение премии «Медичи» роману Марии Георгеску «Алтарь».

– 2009 г.: Флора Конвей получает премию Франца Кафки.

Меня зовут Фантина де Вилат.

В 2002 году – мне в тот год исполнилось 25 лет – я вступила в связь с писателем Роменом Озорски. Последовало девять месяцев беспорядочных тайных свиданий. Озорски был женат, меня эта ситуация смущала. Но все эти девять месяцев были наполнены счастьем и гармонией. Чтобы проводить со мной больше времени, Ромен соглашался на все предложения по продвижению его книг за границей. Никогда я так не любила путешествовать, как в те месяцы: Мадрид, Лондон, Краков, Сеул, Тайбей, Гонконг…

«Благодаря тебе моя жизнь впервые стала интереснее моих романов», – твердил мне Ромен. Он говорил, что я приношу в его жизнь романтику. Я догадывалась, что то же самое он говорил всем женщинам, но одного у Ромена Озорски нельзя было отнять: он умел вскрывать в людях качества, неведомые им самим, внушать им уверенность к себе.

Впервые взгляд мужчины придавал мне сил, делал меня красивой. И впервые, спасаясь от страха потерять кого-то, я предпочитала думать, что еще его не нашла. От одной мысли о том периоде моей жизни я испытываю головокружение и трепет. Всплывает твердое ядро воспоминаний. То был год войны в Ираке, гибели журналиста Дэниэла Перла, обезглавленного в Пакистане, страха перед Аль-Каидой. Год девиза «Наш дом горит, а мы отворачиваемся», год ужасного захвата заложников в московском театре.

Мало-помалу я капитулировала и признала очевидное: я влюблена в Ромена. Истина состояла в том, что я проживала с ним историю из тех, что метят раскаленным клеймом, «великую разнузданность во всех смыслах», о которой говорит Рембо [17] А. Рембо. Письма ясновидца. . Но, переживая эту страсть, я уже знала, что больше никогда в жизни не испытаю таких сильных чувств. Что они стали апогеем моей любовной жизни, всплеском, вспышкой, в сравнении с которой все дальнейшее неминуемо покажется тусклым и пресным.

Так я сама тоже поверила в эту любовь.

Согласившись на совместные проекты с ним, я окончательно распоясалась. Я позволила себе думать, что наш роман может достигнуть кульминации, и дала Ромену согласие на то, чего он требовал несколько месяцев: сообщить жене, что их брак закончен и что он намерен с ней развестись.

Но кое-чего я не предусмотрела: что Альмина именно в тот вечер тоже кое-что сообщит мужу. Она ждала ребенка. Мальчика. Маленького Тео.

Ромен

От кого: Ромен Озорски

Кому: Фантине де Вилат

Тема: Правда о Флоре Конвей

21 июня 2022 г.

Дорогая Фантина,

после двадцати лет молчания я сегодня решился тебе написать с больничной койки. Если верить докторам, то в ближайшие дни я, наверное, не умру, но здоровье мое хрупкое, и если этому суждено случиться, то мне хотелось бы, чтобы ты кое о чем знала.

В конце 1990-х годов, опубликовав больше дюжины романов, я надумал начать выпускать тексты под псевдонимом. Мои книги расходились, конечно, хорошо (очень), но теперь их читали сквозь этикетку. Они становились уже не событием, а в лучшем случае ежегодной встречей. Я устал слушать о себе одно и то же, отвечать на одни и те же вопросы в интервью, оправдываться за свой успех, за читателей, за то, что наделен каким-никаким воображением.