Трейси Вульфф - Жажда

Я изумленно смеюсь:

– Ты это серьезно? Это и есть самое лучшее, что ты можешь о нем сказать? Что он не станет шить себе платье из моей кожи?

Она пожимает плечами:

– Я также сказала, что он не станет морить тебя голодом, посадив в яму.

– Это же Аляска. Чтобы выкопать яму в здешней мерзлой земле, понадобился бы нефтяной бур.

– Вот именно. Я же так и говорю – он не стал бы этого делать.

– Ты пытаешься поддержать меня или, наоборот, напугать?

– Да. – Она хлопает ресницами. – Ну и как, получается у меня или нет?

– Понятия не имею.

Мой телефон пикает – наверняка это Хезер, ведь в Кэтмире только у Мэйси есть мой номер, – и сейчас мне бы совсем не помешала толика здравого смысла, так свойственного моей лучшей подруге.

Хезер: Как прошел первый день учебы в новой школе?

Хезер: В твоей группе по английскому языку и литературе есть симпатичные парни?

Хезер: А симпатичные девушки?

Я невольно смеюсь. Затем делаю фотку Мэйси в кальсонах и безрукавке – при этом, когда я говорю, что это для моей лучшей подруги в Сан-Диего, она делает притворно недовольный вид. Я отвечаю Хезер.

Я: ВСЕ девушки симпатичны.

Хезер: Вредина.

Хезер: Как прошли занятия?

Я: Я на них не пошла из-за горной болезни. Но завтра скорее всего пойду.

Однако Хезер может переписываться со мной до бесконечности, а мне хочется продолжить разговор о том, что Джексон не серийный убийца. И я пишу: «Я сейчас занята. Скоро перезвоню».

Я откладываю телефон и поворачиваюсь к моей кузине, которая сейчас просматривает сообщения на своем собственном телефоне. Увидев, что я закончила переписываться с Хезер, она тоже перестает читать и говорит:

– Скажи мне правду, Грейс. Тебе нравится Джексон?

Слово «нравится» слишком пресное, оно не может выразить те чувства, которые будит во мне Джексон. Что-то в нем перекликается на глубинном уровне с чем-то во мне, как будто линия излома в его душе в точности соответствует линии излома в моей.

Я знаю, что Мэйси этого не видит. Ее слишком страшат как заключенный в нем мрак, так и его статус самого популярного парня в школе, а потому она не способна разглядеть то, что не лежит на поверхности. Зато это вижу я – вижу горе, боль и страх, скрытые за бесстрастием его лица и холодной пустотой взгляда. Вряд ли тут, в этой школе, их способен различить кто-то еще.

Но Мэйси я этого не говорю – у меня нет права делиться с ней моими догадками о том, как сильно он страдает. Вместо этого я отвечаю:

– Не все ли равно, нравится он мне или нет?

– Это не ответ.

– Потому что у меня нет ответа! – Я тяжело вздыхаю: – Я здесь три дня – всего три дня! Все встало с ног на голову, и мне вообще не понятно, что я думаю о чем-то… или о ком-то. Нет, ну в самом деле, как я могу понять, как мне относиться к парню, которого я едва знаю? Особенно когда он то игнорирует меня, то на руках относит в мою комнату. Он не похож ни на кого из тех, кого я когда-либо знала, и…

Мэйси фыркает, и я осекаюсь.

– Что? – спрашиваю я. – Почему у меня сейчас такое чувство, будто ты что-то знаешь, но не говоришь?

– Понятия не имею. Давай, продолжай.

Я смотрю на нее, щуря глаза.

– Я уверена, что ты что-то знаешь.

– Прости. – Она поднимает руки, сдаваясь. – Я… согласна. Джексон определенно не похож ни на кого из тех, кого ты когда-либо знала.

– Ты говоришь это так, будто это плохо. Насколько я понимаю, ты не хочешь, чтобы он мне нравился…

– Послушай, я сказала тебе, чтобы ты держалась от него подальше потому, что он не из тех парней, с кем легко. Во всяком случае, так было раньше. Но с тобой…

– Что?

– Не знаю. – Она пожимает плечами. – Это прозвучит банально, но с тобой он не такой, как с другими. Он стал одновременно и менее, и более вспыльчивым, если такое вообще может быть.

– Не может. Вообще.

Мэйси смеется:

– Да я знаю, но ведь ты сама задала вопрос. Наверное, я имела в виду, что я настороженно отношусь к тому, что между вами происходит, но все-таки не могу сказать, что я полностью против. Потому что сегодня я сама увидела, каков он с тобой.

Я хочу насесть на нее, хочу спросить, что именно она имеет в виду. Хотя я, в общем-то, и так понимаю, что к чему. Она говорит о том Джексоне, которого мы встретили на лестничной площадке в мой первый день здесь после того, как Флинт притащил меня на наш этаж. Или о том, которого я видела на вечеринке, таком холодном, таком жестоком, что я убежала от него со всех ног. В прямом смысле слова. Если это единственный Джексон, которого она когда-либо видела, то неудивительно, что она сочла нужным посоветовать мне держаться от него подальше.

– Я и сейчас не могу взять в толк, что между нами происходит, – признаюсь я, откинувшись на подушки. – Если между ним и мной вообще что-то есть. Как бы мне хотелось узнать, что он думает обо мне. Играет он со мной или же у него в голове такие же мысли, как и у меня.

– А какие мысли в голове у тебя? – Она спрашивает это так буднично, так небрежно, что я отвечаю, не раздумывая:

– Мне кажется, я запала на него. Я думаю о нем все… – Я осекаюсь, когда до меня доходит, что именно я говорю. – Ты обвела меня вокруг пальца.

Она делает невинное лицо:

– Я просто задала тебе вопрос. Ты не обязана была на него отвечать.

– Ты же знаешь, что я слишком увлеклась, вот и сказала лишнее.

– И хорошо. Я рада, что ты не цензурировала свои слова. В общении со мной в этом нет нужды. – Она берет меня за руку. – Какое-то время тебе здесь все будет казаться странным, непонятным, но между нами никаких непоняток нет. – Она показывает на меня, потом на себя. – Так что, если ты по-прежнему не веришь никому из остальных учеников, ты можешь доверять мне – я тебя прикрою, даже в твоих отношениях с Джексоном. Мы же с тобой семья.

Внезапно в моем горле застревает огромный ком. И я сглатываю пару раз, пытаясь избавиться от него. Пока она не сказала этих слов, я и не подозревала, как они мне были нужны, не понимала, как мне недоставало человека, на которого я смогла бы положиться, кто, не задавая вопросов, всегда бы меня поддержал.

– Знаешь, Мэйси, это улица с двусторонним движением. Ты тоже можешь мне доверять.

Она улыбается:

– Я и доверяю. Просто я хочу, чтобы ты запомнила мои слова. И знала, что я всегда буду на твоей стороне.

Она говорит и смотрит на меня так, будто пытается одновременно и предостеречь, и ободрить. Все это так странно, что меня пробирает дрожь – уютного тепла как не бывало, его место занял холод, и дело тут не в аляскинских морозах, а в ситуации, которая мне, похоже, не по зубам.

Я пытаюсь не обращать внимания на гнетущее чувство, говорю себе, что это просто паранойя. Ведь нельзя не признать, что в последнее время я при любых обстоятельствах склонна ожидать худшего.