Наталья Тимошенко - Черная дама [СИ litres]

– Где? – недоуменно спросил он, якобы не узнав себя, но Саша видела, что глазами по снимку он не бегал. Не искал похожего человека, и так знал, кого они имеют в виду.

– Вот, – Войтех терпеливо указал на нужного человека.

Директор взял фотографию, поднес к глазам и рассмеялся.

– Мы, конечно, похожи, все-таки родственники, но разве моего деда можно принять за меня? Да, каюсь, – он сокрушенно покачал головой, будто собирался признаться в некоем грехе, который его самого попросту забавлял, – я пришел работать в этот пансионат не просто так. У меня здесь работал дед, и, когда в моей жизни наступила черная полоса – не буду углубляться в эту тему, – я вспомнил его рассказы о том, как здесь уединенно, и решил, что это неплохое место, чтоб провести несколько лет. А потом задержался. Только и всего. – Он посмотрел сначала на Войтеха, затем на Сашу: – А вы, оказывается, не только за привидениями гоняетесь, но еще и верите в то, что люди могут не стареть десятилетиями?

Этого зрительного контакта хватило Саше, чтобы зафиксировать взгляд. И она его уже не отпустила.

– Петр Яковлевич.

Несколько секунд на погружение, которое ей показалось странным. Саша чувствовала, что в бездну падает не только он, но и она вместе с ним. Такого никогда раньше не случалось, но думать сейчас было поздно: Троекуров уже в трансе, теперь можно работать. Она наклонилась чуть ближе к нему, внимательно глядя в темные, почти черные глаза, в которых с трудом просматривались расширенные зрачки.

– Скажите нам правду, кто изображен на этом снимке?

Ментальный удар был такой силы, что Саша едва не задохнулась. Будто кто-то на самом деле ударил ее кулаком под дых, со всей силы впечатал затылком в стену. Даже в глазах потемнело. Саша никогда не работала с блоками при гипнозе, не знала, что чувствует гипнолог, когда его сначала впускают в сознание, а затем ставят блок. Оказалось, это сродни поезду, несущемуся с горы и врезающемуся в крепчайшую стену.

Она дернулась, уперлась спиной в спинку дивана, попыталась закончить гипноз, но поняла, что больше не держит взгляд директора. Он держит ее. Черные глаза теперь напоминали глаза ворона, что следил за ними на лестнице: цепкие, внимательные… угрожающие. Саша так явственно почувствовала предупреждение больше не сметь влезать в его сознание, что не решилась бы на это повторно, даже если бы он ничего не сказал словами. Но он сказал:

– Никогда не влезай в голову тому, кто сильнее тебя, девочка.

– Отпустите, – взмолилась она, чувствуя, что дышать почти невозможно, а перед глазами уже плывут разноцветные круги, будто кто-то давит на глазницы.

– Больно? Страшно?

Она не видела, но чувствовала, что директор поднялся с кресла, подошел ближе и склонился над ней. Его голос теперь звучал у самого уха, и от этого стало еще страшнее.

– Это лишь малая часть того, что я могу сделать с тобой. Мне даже руки марать не придется, ты слишком легкая добыча. Ты умеешь контролировать разум других людей, но и тебя саму это делает уязвимой. Твое сознание открыто для таких, как я. Думаешь, почему ты чувствуешь старое кладбище в лесу? Потому что я много дел натворил на нем в свое время, оно пропитано чернотой. И твой разум открыт для этой черноты. Я могу погрузить тебя в нее, ты никогда не выберешься, захлебнешься ею, и никто не поймет, что случилось. Тебе все понятно? Кивни, если поняла.

Саша медленно, захлебываясь пока не чернотой, а ужасом, кивнула.

– Вот и молодец, девочка. Если соврешь – я тебя не трону. Но если станешь болтать, пеняй на себя.

Голос отдалился, давление на глазницы чуть ослабло. Разноцветные круги поблекли, и Саша снова различила черные глаза директора перед собой. Он моргнул первым, и только после этого невидимая нить наконец порвалась. Саша обнаружила, что сидит в той же позе, что и раньше, вовсе не откидывалась она на спинку дивана, директор – напротив нее, а Войтех рядом вообще ничего не понял.

– К сожалению, ничего другого я вам сказать не могу, – снисходительно улыбнулся Троекуров. – Это мой дед. Мне жаль, если я разочаровал вас.

Саша уже почти не слышала, что еще он говорил. Видела только, что Войтех кивнул ей, предлагая последовать к выходу. Она с трудом поднялась и на ватных ногах вышла за дверь. До лестницы шли молча, Саша все еще чувствовала на себе взгляд темных вороньих глаз.

– Не получилось? – спросил Войтех, когда они уже поднимались по ступенькам наверх.

Саша споткнулась, едва не упала, он вовремя поддержал ее под локоть, не дал расквасить нос. В глубине души Саша ждала, что не сможет ответить на его вопрос честно, ведь если директор обладает таким даром, что она не смогла ничего сделать, раз он перехватил инициативу и ткнул ее носом в собственную бездарность, то наверняка запретил рассказывать. И даже если она захочет, все равно не сможет сообщить Войтеху то, что услышала. Но стоило подумать об этом, как она поняла: сможет. Директор предупредил ее, но не стал блокировать. Дал ей выбор. Играет с ней.

Саша не была бы Сашей, если бы струсила.

– Это он, – ответила она. – Теперь уже вне сомнений.

11 февраля 2017 года, 22.50

К ночи поднялась сильная метель, и пансионат отрезало от внешнего мира. Собирался повторно приехать следователь, которому Войтех, разумеется, по телефону сообщил о скрипке и записке, хотел усилить охрану пансионата, но не смог. Мело так, что из окна ничего не было видно, даже желтый свет фонарей с трудом добирался до каменных стен, разбивался о них и почти ничего не освещал.

Общее совещание было решено провести в апартаментах у Мамонтова-старшего, где, кроме него и исследователей, присутствовали также Артем и Андрей Петрович Семеновцев – полицейский, которого следователь назначил главным на эту ночь. То ли предупрежденный следователем, то ли сам имеющий широкие взгляды, Семеновцев не крутил пальцем у виска на любые предположения и теории. Молча и терпеливо слушал все, что рассказывал Войтех, не перебивал и не кричал, что тот несет бред.

– Мы уверены, что во всем виноват Петр Яковлевич Троекуров, – подвел итог рассказу Войтех. – Много лет назад, предположительно около ста двадцати, он провел ритуал, наделивший скрипку сверхъестественными способностями: она убивает всех, кто на ней играет. Зачем ему это, мы пока не знаем. Также нам неизвестно, каким образом со скрипкой связан тот факт, что сам Троекуров не стареет. Возможно, играя на ней, он продлевает свою жизнь. Но раз в тридцать лет скрипке нужны жертвы. Убивая девушек, Троекуров как бы повторяет ритуал, обновляет его, что ли. Только совершая его, он убивал куриц, а теперь этого мало. А затем уже скрипка, набравшаяся новых сил, убивает скрипача. И для того чтобы не стать этим скрипачом самому, Троекуров и подбрасывает ей другого.