Стивен Кинг - Будет кровь

— Ты собирался прибить меня этим совком, и почему нет? Я всего лишь безродная крыса. Но ты не стал меня убивать. Ты принес меня в дом. Ты меня спас.

— И в награду ты исполнишь три моих желания.

Дрю сказал это с улыбкой. Знакомая тема: Ханс Кристиан Андерсен, Мари-Катрин д’Онуа, братья Гримм.

— Только одно, — сказала крыса. — И не любое желание, а только определенного свойства. Можешь пожелать закончить книгу. — Для большей выразительности она хлестнула хвостом по рукописи «Биттер-Ривер». — Но есть одно условие.

— Какое условие?

— Кто-то из тех, кто тебе дорог, умрет.

Тоже знакомая тема. Все происходящее очень напоминало сон, в котором Дрю заново прокручивал в памяти свой спор с Люси. Он ей объяснил (может быть, объяснил не особенно хорошо, но уж как мог), что ему нужно написать книгу. Что это по-настоящему важно. Она спросила, так же ли для него важен роман, как она или дети. Он ответил, что нет. Разумеется, нет. И спросил, обязательно ли делать выбор.

«Мне кажется, ты уже выбрал», — сказала она.

— Это совсем не похоже на ситуацию с волшебным желанием, — сказал он. — Больше похоже на сделку. Или на договор Фауста с дьяволом. В сказках, которые я читал в детстве, все происходило иначе.

Крыса опять почесала за ухом задней лапой, умудрившись при этом сохранить равновесие. Выдающееся достижение.

— Все желания в сказках исполняются не просто так. За все надо платить. И тут еще можно вспомнить «Обезьянью лапку». Знаешь эту историю?

— Даже во сне, — сказал Дрю, — я не променяю жену или кого-то из моих детей на книгу без особенных литературных претензий.

Как только он произнес эти слова, ему стало понятно, почему он так вцепился в идею «Биттер-Ривер»; его вестерн, завязанный на сюжетных перипетиях, никогда не станут сравнивать с книгами Рушди, Этвуд или Шейбона. Не говоря уж о книгах Франзена.

— Мне бы и в голову не пришло о таком попросить, — сказала крыса. — Вообще-то я думала об Эле Стэмпере. О бывшем заведующем вашей кафедрой.

Дрю на мгновение утратил дар речи. Он просто молча смотрел на крысу, которая тоже таращилась на него своими черными глазками-бусинками. На улице завывал ветер, от особенно сильных его порывов стены сотрясались. Град по-прежнему стучал в окна.

«Рак поджелудочной железы, — сказал Эл, когда Дрю отметил, как сильно он похудел. Но потом добавил: — Сочинять некролог еще рано. Его обнаружили на относительно ранней стадии. Главное, верить в победу».

Но, глядя на Эла — на его восковое лицо, ввалившиеся глаза, тусклые волосы, — Дрю не верил в победу. Ключевое слово здесь «относительно». Рак поджелудочной железы — хитрая дрянь, он хорошо прячется. Диагноз почти равнозначен смертному приговору. И что будет, когда Эл умрет? По нему, безусловно, будут скорбеть, и сильнее всех будет скорбеть Надин Стэмпер — они с Элом были женаты почти сорок пять лет. Сотрудники кафедры английского языка в течение месяца будут носить траурные нарукавные повязки. Некролог будет длинным, с перечислением всех достижений и всех наград Эла. Там обязательно упомянут его монографии о Диккенсе и Харди. Но ему все-таки было семьдесят два года, может быть, даже семьдесят четыре, и никто не скажет, что он ушел молодым и очень многого не успел.

Крыса по-прежнему смотрела на Дрю, сложив розовые лапки на мохнатой груди.

Какого черта? — подумал он. Вопрос чисто гипотетический. Тем более что это всего лишь сон.

— Наверное, я приму это условие и загадаю желание, — сказал Дрю. Сон или не сон, гипотетический вопрос или нет, ему все равно стало стыдно за эти слова. — Он все равно умирает.

— Ты закончишь книгу, и Стэмпер умрет, — сказала крыса, словно чтобы убедиться, что Дрю понимает, о чем идет речь.

Дрю хитро прищурился.

— Книгу опубликуют?

— У меня есть полномочия исполнить желание, если ты его загадаешь, — сказала крыса. — Но нет полномочий предсказывать будущее твоих литературных стараний. Однако если бы я строила предположения… — Крыса склонила голову набок. — Я бы сказала, что да. Как я уже говорила, у тебя есть талант.

— Хорошо, — сказал Дрю. — Я закончу книгу, и Эл умрет. Поскольку он все равно умирает, то все в порядке. — Хотя нет, совсем не в порядке. — Но он хотя бы умрет не сразу? Успеет прочесть мою книгу?

— Я же сказала…

Дрю поднял руку.

— Что у тебя нет полномочий предсказывать будущее моих литературных стараний, я помню. Значит, мы договорились?

— Да, только мне нужно еще кое-что.

— Если моя подпись кровью, то можешь сразу об этом забыть.

— Не все в мире вращается вокруг вас, мистер, — сказала крыса. — Я хочу есть.

Она спрыгнула сначала на стул, а потом — на пол. Затем подбежала к кухонному столу и схватила соленый крекер, который Дрю, наверное, уронил в тот вечер, когда готовил на ужин томатный суп с жареным сыром. Крыса села на задние лапы, держа крекер в передних, и принялась угощаться. Крекер исчез в ее пасти за считаные секунды.

— Приятно было с тобой пообщаться, — сказала крыса и исчезла почти так же быстро, как крекер. Шмыгнула прямо в холодный камин.

— Черт возьми, — сказал Дрю.

Он закрыл глаза, потом снова открыл. По всем ощущениям, это был никакой не сон. Он еще раз закрыл и открыл глаза. Когда он закрыл их в третий раз, они так и остались закрытыми.

Он проснулся у себя в кровати и даже не помнил, как поднялся в спальню… или он провел здесь всю ночь? Да, скорее всего так и было, если учесть, как люто он разболелся благодаря Рою Девитту и его засопливленной бандане. Весь вчерашний день казался бредовым сном, а разговор с крысой — лишь наиболее яркой частью этого сна.

Снаружи по-прежнему завывал ветер, и град по-прежнему стучал в окно, но самочувствие вроде бы стало получше. Да, точно получше. Температура прошла или почти прошла. Горло болело, суставы ломило, но уже не так сильно, как вчера вечером, когда он был уверен, что отдаст концы. Умер от воспаления легких на хреновой дороге — так написали бы в некрологе.

Он был в одних трусах, вся остальная одежда валялась на полу. Он совершенно не помнил, как раздевался. Теперь он оделся и спустился вниз. Пожарил яичницу из четырех яиц и на этот раз съел все до крошки, запивая каждый кусок апельсиновым соком. Не натуральным, а восстановленным из концентрата — других в «Большом 90» просто не водилось, — но холодным и вкусным.

Он задумчиво разглядывал письменный стол. Наверное, стоит попробовать поработать? Может быть, не на ноутбуке, а на папиной пишущей машинке — чтобы поберечь заряд батареи? Но, составив в раковину грязную посуду, он снова поднялся в спальню, лег в постель и проспал почти до трех часов дня.