Стивен Кинг - Будет кровь

Студеный ветер пробирал до костей, град летел прямо в лицо, и Дрю снова дрожал от озноба. Надо скорее закрыть дверь, но он просто не мог оставить раненое животное медленно умирать в темноте. У него на пороге, на коврике с надписью «Добро пожаловать».

Отставив лампу в сторонку, Дрю зачерпнул крысу совком (хотя, наверное, лучше сказать «подцепил»: крыса все же не жидкость, чтобы ее черпать). Потом подошел к печке и аккуратно стряхнул крысу на пол. Розовая лапка продолжала бесшумно скрести по воздуху. Дрю наклонился, уперся руками в колени и долго кашлял, пока перед глазами не заплясали черные точки, а сам кашель не обернулся сухими позывами к рвоте. Когда приступ прошел, Дрю отнес лампу к креслу и сел.

— Вот теперь умирай, — сказал он. — По крайней мере умрешь в тепле.

Он погасил лампу. Теперь комнату освещало лишь слабое красное мерцание гаснущих угольков. Это мерцание напомнило Дрю, как скребла по воздуху крошечная розовая лапка… все скребла… и скребла. И скребла до сих пор, ему было видно.

Надо подбросить дров в печку, прежде чем идти спать , подумал он. Если ее не разжечь, к утру в доме будет холодно, как в склепе .

Но кашель, который временно унялся, наверняка начнется снова, если Дрю сейчас встанет и потревожит мокроту. А он так устал.

К тому же ты положил крысу поближе к печке. Ты принес ее в дом для того, чтобы она умерла своей смертью. А не для того, чтобы сжечь ее заживо. Утром, как встанешь, растопишь печку.

Снаружи выл ветер, то срываясь на пронзительный, почти женский визг, то стихая до глухого гула. Град стучал в окна. Звуки сливались в единый шумовой фон. Дрю закрыл глаза, потом снова открыл. Крыса уже умерла? Поначалу ему показалось, что да. Но потом ее лапка все-таки шевельнулась, слабо царапнув по воздуху. Значит, еще не совсем умерла.

Дрю закрыл глаза.

И уснул.

Он проснулся, вздрогнув от грохота, когда на крышу упала еще одна ветка. Он не знал, сколько проспал. Может быть, минут пятнадцать, а может, и два часа, но в одном он был уверен: рядом с печкой не было никакой крысы. Видимо, мадам Крыса была не так сильно ранена, как ему представлялось; она оклемалась в тепле и теперь где-то в доме. Соседство не из приятных, но он сам виноват. Он сам принес крысу в дом.

Они не заходят в дом без приглашения , подумал Дрю. Вампиры. Варги. Дьявол в черных сапогах. Они войдут, только если ты сам пригласи…

— Дрю.

Услышав чей-то голос, Дрю подскочил от испуга и чуть не опрокинул лампу. Он огляделся и в тусклом свете почти догоревших углей увидел крысу. Она сидела на письменном столе в закутке под лестницей, сидела на задних лапах между ноутбуком и принтером. Прямо на рукописи «Биттер-Ривер».

Дрю попытался заговорить, но поначалу издал только сдавленный хрип. Он кашлянул, прочищая горло — оно жутко болело, — и попытался еще раз:

— Мне показалось, ты что-то сказала.

— Не показалось.

Рот у крысы не двигался, но голос шел от нее, это точно; голос звучал извне, а не в голове Дрю.

— Это сон, — сказал Дрю. — Или бред. Или и то и другое.

— Нет, все взаправду, — сказала крыса. — Ты не спишь и не бредишь. Температура проходит. Проверь сам.

Дрю потрогал свой лоб. Вроде и вправду уже не такой горячий, но это еще ничего не доказывает. Все-таки он сейчас разговаривал с крысой. Он достал из кармана спички, зажег лампу и поднял ее повыше. Он думал, что крыса исчезнет, но она никуда не исчезла: так и сидела на задних лапах, аккуратно обернув их хвостом, а передние лапы (розовые и до жути похожие на человеческие руки) прижимала к груди.

— Если ты настоящая, то слезь с моей рукописи, — сказал Дрю. — Я вложил в нее столько труда, и мне не хочется, чтобы титульная страница была испачкана крысиным дерьмом.

— Ты хорошо потрудился, — согласилась с ним крыса, но с рукописи не слезла. Лишь почесала себя за ухом, вполне бодрая с виду.

Ее, наверное, не ранило, а просто оглушило , подумал Дрю. Если она вообще есть. Если она была.

— Ты хорошо потрудился, и поначалу все шло отлично. Ты, так сказать, встал на рельсы и мчался на всех парах. А потом все посыпалось, да? Как с предыдущими книгами. Не горюй, это обычное дело. Все начинающие романисты упираются в ту же стену. Знаешь, сколько незаконченных книг валяется по шкафам и по ящикам письменных столов? Миллионы .

— Я заболел и поэтому не мог нормально работать.

— Подумай как следует и будь честен с собой. Все началось раньше, еще до болезни.

Дрю не хотелось об этом думать.

— Ты утратил свое селективное восприятие, — сказала крыса. — С тобой так происходит каждый раз. По крайней мере когда дело касается больших романов. Происходит не сразу. Но по мере того как книга растет, начинает дышать, выбор приходится делать все чаще и чаще, и твое селективное восприятие дает сбой.

Крыса встала на четыре лапы, подошла к краю стола и снова уселась на задние лапы, как собака, выпрашивающая угощение.

— У каждого из писателей свои привычки, свои источники вдохновения, своя скорость работы, но чтобы написать большой, полноценный роман, непременно нужны продолжительные периоды сфокусированного изложения.

Это я уже слышал , подумал Дрю. Почти слово в слово. Но где? От кого?

— Буквально в каждый момент этих сфокусированных периодов — этих полетов воображения — писателю приходится делать выбор как минимум из семи слов, выражений и деталей. Талантливые писатели делают правильный выбор почти бессознательно; они, скажем так, баскетболисты-профессионалы от литературы и попадают в кольцо с любой точки игровой площадки.

Где? От кого?

— В основе того, что мы называем писательским мастерством, лежит непрестанный процесс отсеивания всего лишнего…

— Франзен! — воскликнул Дрю и резко выпрямился в кресле, отчего в голове вспыхнула боль. — Это отрывок из лекции Франзена! Почти слово в слово!

Крыса продолжала, пропустив его реплику мимо ушей:

— Ты умеешь отсеивать лишнее, но лишь на коротких дистанциях. Когда ты пытаешься написать роман — это как разница между спринтером и марафонцем, — он всегда разваливается. Ты видишь все возможные варианты, но не можешь выбрать какой-то один. Ты не теряешь слова, ты теряешь способность выбирать верные слова. Они все кажутся подходящими, но ни одно не подходит. Это печально. Ты как машина с мощным мотором и неисправной трансмиссией.

Дрю крепко зажмурился и резко открыл глаза. Крыса никуда не исчезла.

— Я могла бы тебе помочь, — объявила она. — Если захочешь.

— И ты мне поможешь, потому что?..

Крыса склонила голову набок, словно не веря, что ее собеседник, человек предположительно умный — университетский преподаватель, когда-то печатавшийся в «Нью-йоркере», — может быть таким глупым.