Мелисса Алберт - Страна ночи [litres]

Воспоминания налетали порывами стремительного ветра. Он был холодным, тысячеруким, и эти руки тянулись в каждый уголок. Страшное это дело – творить миры. Создавая мир, он терял себя. Этот мир крал черноту его волос, гибкость тела.

Может быть, он и само тело в конце концов украл бы. Но тут из темноты появились две фигуры.

Разъяренная Пряха неслась как бешеный зверь, низкими скачками. Без нее я и не знала бы, где искать Финча.

Страна Ночи уже увела его далеко от двери.

Я бежала за Пряхой, все вперед и вперед. Время сделалось упругим, оно то растягивалось, то сжималось. Я сейчас готова была убить за уличный фонарь, за одну-единственную звезду. Если я потеряю Пряху, то потеряю все! И я бежала, стараясь не замечать саднящей боли в боку и ужаса, разлитого в пустоте еще не созданного мира. И наконец что-то показалось на этой длинной бесформенной равнине. Финч! Только очень далеко. Я не могла бежать быстрее, а Пряха уже подбегала к нему, как вдруг что-то проступило из темноты.

Деревья. Березы, вязы, платаны, тонкие, как детские руки, саженцы. Пряха пыталась остановиться, но не смогла – влетела с разбега туда, где только что были стволы. Они уже исчезли. Звезды замигали, как фары грузовиков, и снова погасли. Мы обе остановились и стали ждать, что еще выбросит нам навстречу темнота.

Золотистый ретривер соткался из воздуха, пробежал неуклюжий круг и исчез. Накрытый стол, шелестящая страницами газета. Затем пауза: темнота снова заполняла трещины, проделанные призраками. Я слышала в тишине Пряхино дыхание. И вдруг…

Город. Не весь сразу, частями. Желтое такси. Мусорный бак. Тележка с фруктами, вишневое дерево, здание, отливающее туманом и серебром, поднимающееся прямо к облакам цвета парного молока. Город то появлялся, то исчезал в пузырях воздуха, на пятачке площадью в один квартал.

И среди всего этого стоял на коленях Финч – он опустил голову, вцепился пальцами в землю, и от его запястий к плечам ползли цветочные лозы. В волосах у него проблескивали белые нити, а когда он поднял голову, у меня сжалось сердце.

Лицо у него было таким, словно кто-то впрыснул ему под кожу серую краску. На висках вздулись жилы, губы потрескались. И свет в глазах почти померк.

– Финч… – проговорила я, и голос у меня был надтреснутым, как та чашка, которую он держал в руке. Он сжал пальцы, и чашка разлетелась на осколки. Кровь закапала сквозь пальцы.

– Этот мир его убьет. – Голос Пряхи был горьким, как ореховая шелуха, беспощадным. – И смерть будет мучительной. Он будет сам отрывать от себя кусок за куском. Новый мир – это пустота, это голод. У меня хватило на это сил – я изменила свой мир, я вложила в него все, что могла позволить себе потерять. А он не умеет. Этот мир высосет его, как яйцо.

Финч услышал ее. Подбородок у него дрогнул. Все беспорядочно роившиеся вокруг детали города стали бледнеть и исчезать, пока не остались только мы трое и бархатная рука темноты. Когда Финч заговорил, его слова словно плыли по воздуху.

– Давным-давно…

Давным-давно жила была женщина-чудовище. Она назвала себя Пряхой, да пряхой она и была. Но кроме того она любила разрушать. Она создала новый мир, который назвала своим, но перестала его понимать, когда в нем поселились люди и стали желать чего-то большего. Большего, чем кровь и смерть, чем истории, в которых они не могли ничего изменить. – Финч взглянул на Пряху. – Она дала им все худшее, что только может быть в человеческой жизни, и ничего из того, ради чего стоит быть человеком.

Пряха стояла совершенно неподвижно, глядя на него сквозь полуопущенные веки.

– И тогда в мир, который она создала, пришел герой.

Она рассмеялась. И я тоже, но мой смех был тихим и удивленным.

– Этот герой потянул за уголок ее мира, приподнял, и все рассыпалось в прах.

– Ничего у тебя не выйдет, – сказала она, и в ее голосе прозвучала угроза.

– И тогда она создала новый мир, – упрямо продолжал Финч, и глаза его светились отчаянием на усталом лице. Он все еще цеплялся пальцами за землю. – Ради этого она сделала нечто ужасное, но мира так и не получила. Он признал своим владыкой героя. И обернулся против нее.

Ничего не происходило. Я чувствовал, что все мы трое чего-то ждем, но темнота оставалась темнотой.

– Ты умрешь, – сказала Пряха. – Ты умрешь сам и убьешь тот мир, что тебя сотворил. О, это даже лучше, чем я рассчитывала.

– Этот мир узнал ее секреты, – прошептал Финч. – Он показал ей, кто она на самом деле. Показал ее в истинном свете.

И свет загорелся. Не солнце и не лампа, а что-то среднее – расплавленный шар бездымного огня. При свете Пряха изменилась. Волосы легли желтыми волнами, кожа стала янтарной. Когда-то она была похожа на меня. На сказочную принцессу.

Но глаза… Все такие же льдисто-голубые, они хранили в себе тяжесть веков. Внешняя оболочка была молодой, но глаза ее выдавали. Она ощупала свое лицо, прошлась по нему пальцами. Я слышала, как мысли у нее в голове щелкают, словно четки.

Прямо под ее руками черты лица стали тверже, жестче. Теперь она казалась старше – ровесницей Эллы. Потом еще старше – красивая зрелой красотой, с морщинками под глазами.

– О-о… – выдохнула она. В первый и единственный раз я видела ее удивленной.

Но вот кожа у нее одрябла. Подбородок обвис, рот сморщился. Пугающие глаза потускнели – от уголков их разбежались глубокие морщины, под ними образовались мешки, а радужку затянуло мутной пленкой.

– Остановись, – велела она. Голос у нее был совсем старушечьим, но властным. – Остановись сейчас же.

Все кости у нее скрючились, как от артрита. Голос скрипел, как старая лестница.

– Если я умру, мои дети уйдут со мной. Убьешь это тело – убьешь и их. Ты сейчас убиваешь Алису.

Прошла секунда.

– Подожди, – сказал Финч, не поднимая головы.

Весь мир ждал. Пряха не умирала, она застыла все в том же положении. А я побежала.

Волосы у Финча стали совсем белыми. Я подбежала к нему, поскользнулась на его клочке земли и остановилась. Но не успела я протянуть к нему руки, как между нами вырос забор, ощетинившийся колючей проволокой.

– Не прикасайся ко мне, – проговорил он дрогнувшим голосом. – Я могу убить тебя. Растворить в воздухе. Ты же персонаж. А я – Прядильщик.

Я вцепилась в собственные локти.

– Хорошо, – сказала я. И добавила: – Все в порядке. – Это были бессмысленные слова, но больше мне нечего было ему сказать.

– Алиса… – сказал он. Он всегда любил произносить мое имя. – Что мне делать?

Я взглянула на его сгорбленные плечи, обмякшие губы и почти погасшие искорки в его прекрасных глазах.