Дин Кунц - Краем глаза

Но целью Младшего были выживание и спасение, идиотизмом тут и не пахло, и отдавал он себя целиком, стремился к ней всеми фибрами души, разумом и сердцем.

Три двери в темном коридоре. Одна справа, приоткрыта. Две слева, закрыты.

Сначала правая. Пинок в дверь и одновременно два выстрела, возможно, это ее спальня, где она держит пистолет.

Зазвенело разбитое стекло, осколки зеркала посыпались на пол и на фаянс, наделав куда больше шума, чем сами выстрелы.

Младший понял, что расстрелял пустую ванную.

Шум привлекает внимание. На романтику времени не оставалось. Он уже понял, что вторую сестру в список романтических побед занести не удастся.

«Убить Целестину, – наметил он план действий, – убить Бартоломью, и ходу, ходу».

Первая дверь налево. Действуй. Пинок в дверь. Ощущение, что комната за ней больше и темнее. Два быстрых выстрела. Никакого шума.

Выключатель слева от двери. Младший моргнул от яркого света.

Детская. Комната Бартоломью. Мебель веселой расцветки. На стенах постеры с Пухом.

Куклы. Вот сюрприз. Много кукол. Вероятно, этот паршивец – женоподобная неженка, эти качества он точно не унаследовал от отца.

Никого нет.

Может, он под кроватью? В стенном шкафу?

Поиски – пустая трата времени. Значит, женщина и мальчишка в последней комнате.

Шустрая и желтая, Ангел подлетела к матери и схватилась за портьеру, словно хотела спрятаться за ней.

Узкие створки французского окна не позволяли Целестине просто разбить стекло и выбраться на улицу.

Крепкая рама. Два шпингалета с правой стороны. Один высоко, второй – низко. Съемная ручка, лежащая в специальном углублении в подоконнике. Гнездо привода поворотного механизма.

Целестина разобралась со шпингалетами, попыталась вставить стержень ручки в гнездо. Ничего не вышло. Руки тряслись. Стальные ребра стержня не желали входить в соответствующие пазы гнезда. Она все тыкала и тыкала стержнем.

«Господи, пожалуйста, помоги мне в этом!»

Маньяк пнул дверь.

Несколькими мгновениями раньше он ворвался в комнату Ангел, но этот пинок прозвучал громче, гораздо громче, оглушающе громко. Этот пинок должен был перебудить весь дом.

Стержень удалось вставить. Поворачивайся, поворачивайся.

Где патрульная машина? Почему не слышно сирены?

Заскрипел поворотный механизм, створки окна начали расходиться, открываясь наружу, но до чего медленно. В щель ворвался холодный ночной воздух.

Маньяк вновь пнул дверь, но она даже не шевельнулась, подпертая тяжелым комодом, он пнул опять, сильнее, – с тем же результатом.

– Скорее, – прошептала Ангел.

Младший отступил на шаг и дважды выстрелил, целясь в замок. Одна пуля вырвала кусок дерева из дверного косяка, но вторая попала в цель, едва не вышибив латунную ручку.

Он толкнул дверь, но она по-прежнему не подавалась, и он удивил себя, раздраженно взвыв. Последнее указывало на потерю самоконтроля, пусть у того, кто мог его услышать, и не возникло бы ни малейших сомнений в том, что он, Младший, нацелен исключительно на результат.

Опять он выстрелил в замок, еще раз нажал на спусковой крючок и обнаружил, что патронов в обойме не осталось. Зато их хватало в карманах.

Но он не мог перезаряжать пистолет в этот критический момент, когда секунды решали, добьется он успеха или потерпит поражение. То был бы выбор человека, который сначала думает, а потом делает, – поведение прирожденного неудачника.

Пули вышибли часть двери размером с тарелку. В падающем из второй спальни свете Младший видел, что от замка ничего не осталось. Он всмотрелся в дыру и понял, что дверь подперта чем-то из мебели. Все стало ясно.

Прижав левую руку к боку, он с размаху ткнулся плечом в дверь. Должно быть, ее подперли чем-то тяжелым, но на дюйм она подалась.

«Если подалась на дюйм – подастся на два, – торжествующе подумал Младший. – Ее можно открыть, а значит я уже там ».

Целестина не слышала выстрелов, но прекрасно поняла, что дверь пробили пули.

Комод, благодаря установленному на нем зеркалу, мог служить и туалетным столиком. Одна пуля, пробив заднюю деревянную стенку, оставила на посеребренном стекле паутину трещин, ткнулась в стену над кроватью и вместе с кусочками штукатурки упала на одеяло.

Разойдясь менее чем на семь дюймов, половинки окна застыли. Механизм отвратительно заскрипел, сообщая тем самым о возникшей проблеме: коррозия. Вращаться далее ручка отказалась.

Даже крохотная Ангел не смогла бы протиснуться в семидюймовую щель.

А в коридоре маньяк завывал от злобы.

Отвратительное окно. Отвратительное, заклинившееся окно. Целестина изо всех сил налегла на ручку, почувствовала, как что-то подалось, ручка чуть повернулась, но тут же вылетела из гнезда и заскакала по подоконнику.

На этот раз она тоже не услышала выстрела, но затрещало расщепляемое металлом дерево.

Отвернувшись от окна, Целестина схватила девочку и подтолкнула к кровати. Прошептала:

– Под кровать. Быстро.

Ангел не хотела лезть под кровать, возможно, потому, что именно оттуда в некоторых из ее кошмаров вылезал страшила.

– Быстро! – настаивала Целестина.

Наконец Ангел улеглась на пол и уползла под кровать. Из-под свешивающегося одеяла блеснули желтые пятки, и девочка исчезла.

Тремя годами раньше, в больнице Святой Марии, с предупреждением Фими, звенящим в ушах, Целестина поклялась, что будет готова к приходу монстра, но вот он пришел, а у нее не нашлось чем его встретить. Время проходит, угрозы забываются, засасывает масса дел: работа, учеба, воспитание девочки, такой активной, такой веселой, такой жизнерадостной. Казалось, что ей жить и жить, до скончания веков. И потом она, Целестина, в конце концов, дочь священника, верящая в торжество сострадания, в Принца мира, уверенная, что кроткие унаследуют Землю. Вот она и не купила пистолета, не прошла курса самообороны, как-то забыла, что кроткие, которым суждено когда-то унаследовать Землю, – это те, кто воздерживается от агрессии, но не те, кто так жалостливо кротки, что не могут защитить себя, ибо непротивление злу – грех, а сознательный отказ от защиты собственной жизни – смертный грех: пассивное самоубийство. И нежелание защитить маленькую желтенькую «Эм-энд-эмс» наверняка обеспечит билет в идущий в ад экспресс, на котором отправлялись туда работорговцы, палачи Дахау и старина Джо Сталин. А потому теперь, когда дикий зверь бился о дверь, стараясь отодвинуть комод, ей оставалось только одно: бороться.

Младший протолкнулся сквозь забаррикадированную дверь в спальню, и эта сука огрела его по спине стулом. Маленьким стулом с деревянной спинкой. Размахнулась им, словно бейсбольной битой, и, должно быть, она приходилась дальней родственницей Джеки Робинсону, [75] Робинсон Джек Рузвельт (1919–1972) – бейсболист, в 1947–1956 годах играл за команду «Бруклин доджерс» Национальной лиги. В 1949-м был признан «самым ценным игроком лиги». В 1955 году команда благодаря его усилиям выиграла «Уорлд сириз». Стал первым негром, выступавшим в командах Высшей лиги. В 1962 году вошел в Национальную галерею бейсбольной славы. потому что, если бы удар пришелся по мячу, он пролетел бы от Бруклина до Бронкса.