Дин Кунц - Краем глаза

В понедельник утром, 17 января, Винни Линкольн, адвокат Агнес, пришел к ней домой с завещанием Джо и другими бумагами, которые требовали ее внимания.

Круглый и лицом, и телом, Винни не ходил, как все люди, а вроде бы легонько подпрыгивал, словно надутый смесью газов, в том числе и гелием. Смесь в значительной мере компенсировала силу тяжести, прижимающую Винни к поверхности земли, но не настолько, чтобы позволить ему взлететь в небеса, уподобившись воздушному шарику. Его гладкие щечки и веселые глаза создавали впечатление, что он так и остался мальчишкой, но дело свое он знал.

– Как Джейкоб? – спросил Винни, замешкавшись у порога.

– Его здесь нет, – ответила Агнес.

– На это я и надеялся. – Облегченно вздохнув, Винни последовал за Агнес в гостиную. – Послушай, Агги, ты знаешь, я ничего не имею против Джейкоба, но…

– Святой боже, Винни, конечно знаю. – С этими словами она взяла Барти, чуть больше пакета с сахаром, из колыбельки и вместе с младенцем села в кресло-качалку.

– Дело в том… при нашей последней встрече он заловил меня в углу и рассказал захватывающую историю, с подробностями, слышать которые мне совершенно не хотелось, о каком-то английском убийце сороковых годов, монстре, который убивал людей молотком, пил их кровь, а потом избавлялся от тел, растворяя их в чане с кислотой, стоявшем в подвале его дома. – Винни содрогнулся.

– Должно быть, он говорил о Джоне Джордже Хайге. – Агнес проверила пеленку Барти, прежде чем осторожно положить его на сгиб руки.

Глаза адвоката стали такими же круглыми, как лицо.

– Агги, только не говори мне, что теперь и ты разделяешь… увлечения Джейкоба.

– Нет-нет. Но мы проводим вместе столько времени, что я поневоле запоминаю какие-то детали. Если он говорит о том, что его интересует, хочется слушать и слушать.

– Да-да, – покивал Винни, – признаю, скучно мне не было.

– Я часто думала, что Джейкоб мог бы стать прекрасным учителем.

– С условием, что после каждого урока дети проходили бы курс психотерапии.

– С условием, разумеется, что он избавился бы от своих навязчивых идей.

Винни достал из портфеля бумаги.

– Что ж, я не вправе его осуждать. Моя навязчивая идея – еда. Ты только посмотри на меня. Я такой толстый, словно меня откармливали для жертвоприношения.

– Ты не толстый, – запротестовала Агнес. – Просто круглый.

– Да, и своей круглостью до срока сведу себя в могилу. – Грусти в голосе Винни не слышалось. – И должен признать, люблю поесть.

– Обжорством ты, Винни, возможно, и сведешь себя в могилу до срока, но бедный Джейкоб убил свою душу, а это гораздо хуже.

– Убил свою душу… Интересный словесный оборот.

– Надежда – пища веры, основа жизни. Или ты так не думаешь?

Лежа на руках матери, Барти с обожанием смотрел на нее.

– Если мы не разрешаем себе надеяться, мы лишаем себя возможности иметь цель. Без цели, без смысла жизнь темна. Если внутри нас нет света, мы живем только для того, чтобы умереть.

Крошечной ручонкой Барти потянулся к матери. Она дала ему указательный палец, в который младенец радостно и вцепился.

Какими бы ни были успехи или неудачи Агнес на родительском поприще, она дала себе зарок сделать все, чтобы Барти никогда не терял надежды, чтобы смысл и цель жизни стали его неотъемлемой частью.

– Я знаю, что Эдом и Джейкоб – тяжелая ноша. – Винни вздохнул. – Ты столько лет заботишься о них…

– Ничего подобного. – Агнес улыбнулась Барти, пошевелила указательным пальцем, за который он схватился. – Они всегда были моим спасением. Не знаю, что бы я без них делала.

– Я вижу, ты говоришь то, что думаешь.

– Я всегда говорю то, что думаю.

– Конечно, с годами они превратятся и в финансовую обузу, если в остальном все будет нормально, и я рад тому, что могу приятно тебя удивить.

Она оторвала взгляд от Барти, посмотрела на бумаги в руках адвоката:

– Удивить? Я знаю, что написано в завещании Джоя.

Винни улыбнулся:

– Но у тебя есть активы, о которых тебе ничего не известно.

Дом принадлежал ей, не обремененный закладными. Так же как два накопительных счета, на которые Джой все девять лет совместной жизни каждую неделю вносил небольшую сумму.

– Премия по страховке, – добавил Винни.

– Я знаю. Пятьдесят тысяч долларов.

Она уже прикидывала, что сможет три года пробыть с Барти, прежде чем ей придется искать работу.

– Кроме этого страхового полиса, есть и другой… – Винни глубоко вдохнул, прежде чем озвучил сумму премии. – На семьсот пятьдесят тысяч долларов. Три четверти миллиона долларов.

Агнес ему просто не поверила. Покачала головой:

– Это невозможно.

– Я говорю не о полисе страхования жизни, а о страховании на конечный срок.

– Я хотела сказать, что Джой не мог купить полис без…

– Он знал, как ты относишься к страхованию на большие суммы. Поэтому ничего тебе и не говорил.

Кресло-качалка перестало под ней поскрипывать. Она услышала искренность в голосе Винни, поверила ему.

– Я же суеверная, – только и смогла прошептать Агнес.

И побледнела, словно получив подтверждение тому, что не зря опасалась страховки на крупную сумму. Агнес не сомневалась, что страховаться на большие деньги – все равно что искушать судьбу.

– Разумная страховка… да, это нормально. Но большая… все равно что ставить на смерть.

– Агги, это всего лишь предусмотрительность.

– Я верю в ставку на жизнь.

– С такими деньгами ты сможешь по-прежнему раздавать пироги… и все остальное.

Под «остальным» подразумевались продукты, которые она и Джой частенько посылали вместе с пирогами, очередной платеж за дом для тех, кто попадал в крайне стесненные обстоятельства, и прочая благотворительность.

– Взгляни на это иначе, Агнес. Все эти пироги, все, что ты делаешь… это и есть ставка на жизнь. А теперь тебе представилась возможность все это продолжать, даже делать больше, чем раньше.

Такая мысль уже пришла ей в голову, примирила с необходимостью принять свалившееся на нее богатство. Однако по спине все равно пробегал холодок: она получала деньги в обмен на смерть любимого человека.

Глядя на Барти, Агнес видела в личике младенца черты Джоя, и, хотя продолжала верить, что ее муж остался бы в живых, если б не искушал судьбу, страхуясь на столь крупную сумму, она не могла заставить себя злиться на него. Не оставалось ничего другого, как принять его последний дар… пусть и без радости.

– Хорошо, – выдохнула она и вдруг задрожала от внезапного страха, не понимая его причины.

– И это еще не все. – Винни Линкольн, круглый, как Санта-Клаус, с розовыми щечками, все доставал и доставал подарки из своего мешка. – В страховом полисе имелся пункт, увеличивающий вдвое сумму премии, если смерть наступает в результате несчастного случая. Так что выплаты, свободные от налогов, составят полтора миллиона долларов.