Татьяна Корсакова - Гремучий ручей [СИ litres]

– Необычное место. Не находишь?

Таня продолжала молчать. Если потребуется, она умрет, но ни слова не скажет этому фашистскому упырю. Вот только бабушку она не предупредила и не спасла…

– Упрямая девочка, – усмехнулся фон Клейст. – Упрямая мертворожденная девочка. Но так даже интереснее. Признайся, это ведь ты устроила пожар в моей лаборатории? Это из-за тебя пошел прахом мой многодневный эксперимент? А ведь сегодня ночью все должно было закончиться, я почти нащупал ту тонкую грань между живым и неживым, но появилась ты и лишила меня возможности понять хоть что-то про себя и свой род.

Он снова принюхался, едва ли не уткнулся носом Тане в шею. Чтобы не закричать, она крепко зажмурилась.

– Ты упоительно вкусно пахнешь, мертворожденная девочка. Ты даже представить себе не можешь, чего мне стоит сдерживаться. Клаус не сдержался, ведь так? Он не сдержался, и твоя отравленная кровь едва его не погубила.

Таня не понимала ни слова из того, что говорил этот не-человек. Не понимала, но слушала очень внимательно. А еще копила силы. Не обычные физические, а другие, о существовании которых она даже не подозревала всего несколько дней назад.

– Мы всегда думали, что мертворожденные – это проклятье нашего рода. Ваша кровь – это смертельный яд для таких, как мы. Так писали в Черной книге, так нам рассказывал наш отец, а ему его отец. Я думал, что ваше существование – это горькая насмешка эволюции, сдерживающий фактор. Это если посмотреть на проблему с научной точки зрения.

Он говорил, а Татьяне помимо воли становилось все любопытнее и любопытнее. Она хотела понять и про насмешку эволюции, и про сдерживающий фактор, и про себя саму, в конце концов.

– А ведь ты не понимаешь. – Фон Клейст посмотрел на нее с удивлением. – Ты одна из них, но не понимаешь ничего из того, что я тебе рассказываю.

Таня молча кивнула. Разговаривать с упырем она не собиралась.

– Любопытно. Нас готовили с младенчества, объясняли ход вещей, примиряли с собственной сутью. С детства я знал, что я лучше, сильнее, умнее и решительнее любого из людей. Я представитель высшей расы. – Фон Клейст смотрел вверх, туда, где за густым туманом наверняка пряталось звездное небо. А когти его все глубже и глубже вонзались в Танино плечо. Вот почему он почти никогда не снимал перчаток. Из-за этих нечеловеческих когтей. – А вас, выходит, не готовили ни к чему. Твоя бабка не объяснила тебе, кто ты такая, что ты такое.

– Что я такое? – Таня все-таки не выдержала, задала вопрос, но фон Клейст, кажется, ее не услышал.

– У всего есть своя цена. За нашу исключительность тоже приходилось платить. Когда по мелочи, а когда и по-крупному. Мелочь – это непереносимость ультрафиолета. Нет, не такая, как в глупых старых сказках про вампиров. Я могу пробыть на открытом солнце несколько часов кряду, и не превращусь в горстку пепла. Но проблемы с кожей есть у всех представителей моего рода. Поэтому и селиться мы предпочитаем вот в таких местах. – Он взмахнул свободной рукой, словно указывая на что-то очень большое, но невидимое. – Много туманов, мало прямых солнечных лучей. Идеальный микроклимат. Думаю, я останусь тут надолго. Но тебя ведь волнует другое, я прав? – Когти вонзились еще глубже, и Таня зашипела от боли. – Тебя волнует настоящая плата. А настоящая плата – это кровь. Такая, на первый взгляд, банальность. Когда ты сверхчеловек, ты можешь заставить любого служить тебе верой и правдой. Почти любого. Встречаются исключения – люди, не поддающиеся внушению. Признаться, я подумал, что твоя бабушка тоже из таких. Иногда я ошибаюсь… – Он замолчал, задумавшись, а потом продолжил с легким недоумением в голосе: – Я мог ошибиться, но Ирма не ошибалась никогда.

Таня закрыла глаза, прислушалась к тихой, похожей на кошачье мурлыканье вибрации. Лощина снова пыталась с ней говорить, делилась силой, забирала боль.

– Человеческая кровь для нас – источник силы. С ней обостряются все чувства, с ней мир делается ярче и понятнее. – Фон Клейст снова заговорил. – Но если не знать меры… Ты видела моего несчастного брата.

Она не видела, но предпочла промолчать. Теперь ей приходилось слушать сразу двоих: упыря и лощину.

– Если не знать меры, кровь смертных станет для нас ядом. Нет, не таким смертоносным, как твоя, но в том и таится опасность. Разрушение разума наступает не внезапно. Клаусу понадобились десятки лет, чтобы превратиться в животное. Я думаю, было бы милосердно убить его сразу, как только появились первые симптомы, но малышка Ирма была слишком привязана к нашему старшему брату. Я уступил. Что случилось дальше, ты знаешь. Твоя кровь, мертворожденная девочка, его сначала едва не убила, а потом исцелила, сделала тем, кем представители нашего рода были много веков назад. Сделала сверхчеловеком. И вот я думаю, врала ли Черная книга? А если врала, то зачем? Почему столетиями таким, как мы, внушали, что такие, как вы, представляют угрозу для нашего вида? Уж, не затем ли, чтобы сохранить баланс? Клаус не справился. Да, он стал сильнее, умнее и могущественнее. Да, он почти излечился от безумия, но он так и не научился справляться с дарованной ему силой.

Голос лощины становился все сильнее, и Тане приходилось напрягаться, чтобы слышать фон Клейста, чтобы понимать, о чем он говорит.

– Клаус был мистиком, – сказал фон Клейст с усмешкой. – Он слепо верил в собственную исключительность. Эта слепая вера его и сгубила. Причем, дважды. А я другой, мертворожденная девочка. Я ничего не принимаю на веру. Единственное, во что я верю, это в науку. Всему есть объяснение. Даже вот этому феномену. – Он снова сделал неопределенный жест рукой. – Я добьюсь своего опытным путем, без спешки и истерик. Ты отняла у меня подопытного кролика, но сделала другой, куда более ценный подарок. Зачем мне какой-то кролик, когда теперь в моих руках есть священный Грааль! – Когти добрались, кажется, до самой кости. Чтобы не закричать, Таня крепко сжала зубы. – Ты мой священный Грааль, девочка. И я буду беречь тебя, как зеницу ока. Беречь и изучать. Не могу обещать, что будет легко. Многие великие достижения науки рождались в муках. – Теперь в его голосе слышались мечтательные нотки. – Но если ты мне доверишься, если перестанешь закрываться, я обещаю, что постараюсь минимизировать потери. Я умею управлять чужой болью. – Коготь царапнул кость, и Таня не выдержала, закричала. – Могу сделать вот так, а могу свести твои мучения к минимуму. Если ты будешь послушной.

Из распахнутых окон гостиной по-прежнему доносились звуки музыки и веселые голоса. Часовня полыхала, а бургомистр со свитой продолжали развлекаться, как ни в чем не бывало.

– Это было нелегко – внушить сразу дюжине человек, что ничего необычного не происходит, – сказала Ирма. – У Отто бы ни за что не вышло, ему пришлось просить меня. Я всегда прикрывала его спину, с самого детства. Но сегодня… – она замолчала. – Сегодня я многое поняла, дорогая кузина. Надеюсь, ты тоже. Верю, что ты проявишь благоразумие и сделаешь то, о чем я тебя прошу.