Меган Миранда - Девушка, которая ушла под лед [litres]

– Эй, послушайте!

Сиделка посмотрела на меня. Как, впрочем, и все остальные посетители: и больные, и внешне здоровые.

– Он умирает! Спасайте его!

Сиделка вздрогнула, схватила парнишку за запястье. Он замычал громче, выше, заглушая все остальные звуки в помещении. Медсестра-регистратор что-то говорила мне прямо в лицо, шевеля губами, но я слышала только мычание, видела только глаза парнишки, смотревшие на меня в упор и ничего не выражавшие. Я чувствовала только зуд в голове: чем выше мычание, тем сильнее зуд. Как будто сам парень виноват в том, что чувствую я.

Я закрыла уши руками.

– Хватит! Хватит! – кричала я, но мычание оглушало. И тогда я тоже замычала, зажимая уши. Я мычала, пока не перестала слышать его. Но зуд остался. А потом два санитара и какой-то человек в костюме потащили меня на улицу, помогли маме усадить в машину, пристегнуть ремень, а она захлопнула дверь, но прежде успела нажать кнопку блокировки. С визгом машина сорвалась с места. Санитары и мужчина в костюме остались стоять на тротуаре. Я перестала мычать. Их лица испугали меня. Но еще хуже было мамино лицо. Она вцепилась в руль дрожащими руками. Она хватала воздух ртом, будто ее душат рыдания, но слез я не видела.

Мама оставила меня дома, категорически запретив выходить на улицу (даже выходить из комнаты, если точнее), а сама бросилась в аптеку за таблетками, которые я тоже буду спускать в унитаз. И я не посмела ее ослушаться, потому что помнила, как она заблокировала дверь машины. Не посмела ослушаться, потому что боялась ее реакции.

Так и сидела в комнате, пока не зарычал мотор на улице и следом не раздался звонок в дверь. Я знала, что это Трой. Он сможет меня понять. Поэтому я на цыпочках спустилась, открыла дверь, втянула его внутрь и прошептала:

– Ко мне нельзя…

Но при этом вцепилась в него обеими руками.

– Почему? Что случилось?

Я подалась к нему, и он обнял меня за талию. Я почувствовала его запах, и все остальное утратило смысл.

– Я попыталась спасти человека.

Трой напрягся и отстранился от меня.

– Что? Что ты сделала? – выдавил он сквозь зубы.

– Сказала врачу, что человек умирает.

Трой схватил меня чуть выше локтя. Затряс.

– Зачем? Ты что, без мозгов?

Я вздрогнула. Внезапно вспомнила, как мало я знаю Троя, как мало он знает меня.

– С мозгами, – ответила я, глядя на пальцы, вцепившиеся мне в плечо.

Трой медленно ослабил хватку.

– Черт, прости. Я другое имел в виду. Но, Дилани, это бессмысленно. Сделать ничего нельзя. Люди решат, что ты съехала с катушек или что ты замешана.

Я кивнула, растирая руку. Даже родители заподозрили меня в гибели миссис Мерковиц.

– Я пытался объяснить тебе. Подумал, что так будет легче. Их нельзя спасти. В этом и ад.

Он говорил, широко раскрыв глаза, сжав челюсти, и слишком часто посаженные зубы больше не выглядели мило. Они выглядели опасно. Я посмотрела в окно.

– Что ты здесь делаешь, Трой?

– Ты обещала зайти в понедельник и показать руку. Я подумал, а вдруг ты меня избегаешь. Поэтому в обед решил заехать.

Избегаю? Да, именно так. Из-за того, что случилось вчера. Неужели только вчера?

– У меня была запись к врачу, о которой меня не предупредили. Извини.

Трой провел ладонями по лицу, будто пытаясь стереть напряжение.

– Хорошо, хорошо. И ты извини. Давай вечером прогуляемся. И поговорим.

– У меня планы. Правда.

– С кем ты будешь?

Он обнажил зубы, но не улыбался.

– С Деккером. С парнем, которого мы встретили в пиццерии.

– Твой сосед? У вас свидание?

Я заметила, что у одного из передних зубов сколот уголок. Интересно, в аварии, в драке? Как я не заметила этого, когда целовалась с ним?

– Нет, не свидание. Мы идем в театр. По школьной программе.

– Ты нагло врешь, Дилани. – Трой шагнул ко мне, нагнулся. – Он совсем не знает тебя.

– Думаю, тебе пора.

– Вчера вечером я тебе не мешал, насколько я помню.

Трой был прав, и это настораживало. Я не заметила сколотый зуб, а ведь он был буквально у меня перед глазами. А если я не заметила такой явный дефект, что еще укрылось от меня? Рядом с ним я теряла способность думать. Головокружение. Пике.

Я услышала, как открылся гараж, и испытала облегчение.

– Это мама. Мне не разрешают принимать гостей, когда родителей нет дома.

Трой облизал нижнюю губу и поднял руки: мол, я не при делах. И попятился на улицу, не отрывая от меня взгляда. А когда я захлопывала дверь у него перед носом, бросил с ухмылкой:

– Хорошего вечера.

Только я успела закрыть за Троем дверь, как вошла мама.

– Я не знала, что он придет. Клянусь, – протараторила я.

Мама улыбнулась. По-настоящему.

– Хорошо, малышка.

Кинула пальто на спинку стула, раскрыла бумажный пакет из аптеки.

– Ты не злишься, что он приходил?

– Нет, Дилани. Но будет неплохо, если в следующий раз он предварительно позвонит.

Я схватилась за спинку стула. Неужели все случившееся у врача мне просто привиделось? Как у мамы могло так быстро смениться настроение? То она обращается со мной как с психопаткой, то вдруг снова все хорошо?

И тут я поняла. Я вела себя нормально. Ко мне заглянул парень. Я выгнала его из дома до прихода родителей. Да что ж еще лучше покажет, что подросток совершенно нормален? Поэтому маму и отпустило.

Она протянула мне ладонь с таблеткой.

– Принимают во время еды. Дать тебе печенье? Или кусочек пирога?

– Я не могу сейчас ее принять. Мы же с Деккером идем вечером на «Отверженных». Не хочу там сидеть как сонная муха.

– Ты не будешь как сонная муха. Ты почувствуешь себя лучше. И, честно говоря, не думаю, что вечером тебе надо куда-то идти.

– Это же мой подарок на Рождество. И ты сама отпустила меня с Деккером. Спектакль нужен по программе. Я вернусь домой и приму эту чертову таблетку.

Мама поджала губы, запрокинула подбородок:

– Я пущу тебя, только если ты примешь таблетку.

Я попыталась скопировать ее выражение лица: сжала челюсти, вскинула голову, но, судя по ее взгляду, не преуспела. Поэтому, понурившись, сказала:

– Давай печенье.

Когда мама шагнула в сторону кухни, я впервые осознала, насколько она решительный человек. Взять и вот так уйти из дома, построить свою собственную жизнь заново. Моя мать вытащила сама себя из персонального ада. У нее получилось. И у Троя может получиться.

Съев шоколадное печенье, я положила на язык таблетку и быстро спрятала за щеку. И ушла, сказав, что буду собираться.

Таблетку я смыла в унитаз. Как же все объяснить Трою? Ад – не обязательно навечно. Выход есть. Что сделала мама? Она уехала. Трой тоже уехал. Что еще делала мама? Сколько времени ей понадобилось? Я не в силах изменить его прошлое, не в силах изменить настоящее, но я могу дать ему надежду.