Нил Гейман - Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад [сборник litres]

– Банни, – шептал он, работая узкими бедрами, – я буду любить тебя во веки веков. Ты для меня – единственная.

– Врешь, – шепнула я в ответ, а когда кончила, это было все равно что долгий полет вниз, по рельсам «русских горок», прямо в его объятия. – Врешь, врешь, врешь…

По-моему, ему понравилось, что я запомнила счет первого матча: после этого Койот позаботился, чтоб я не пропускала ни одной из его игр, хотя спортом обычно не увлекалась. В тот год спортом (вернее, футболом) увлеклись все. За одну ночь из соседнего брошенного городка привезли трибуны, в выходной, во время карнавала, на них резвились ребята помладше, а Койот, пляшущий в зачетной зоне, выглядел, словно все, чего только можно желать от всякого сына и всякого парня.

– Давай, Банни, приходи, – сказал он. – Я специально для тебя тачдаун принесу.

– Тачдаун ты так и так принесешь.

– А если ты будешь на трибунах, покажу на тебя. И все увидят: я тебя люблю.

– Ага, только проверь, не сидят ли рядом Сара Джейн, Джессика и Эшли, а то беды не оберешься.

– Вот она, моя Банни – глаз с меня не спускает! – расхохотался он и поцеловал меня так, будто умрет на месте, если не поцелует.

С Койотом хоть предохраняйся, хоть нет – разница невелика. Однако, забежав за последнюю линию, осклабившись, заплясав, завиляв бедрами на манер Элвиса, повторяя все его ужимки, так что Сара Джейн с Джессикой и Эшли от восторга колой поперхнулись, он вправду указал на меня. Обо всех других девчонках каждая знала прекрасно. По-моему, им так даже нравилось: ведь и для Сары Джейн, и для Джессики, и для Эшли важнее всего были они сами, Сара Джейн, Джессика и Эшли, а Койот разрешал им все время держаться вместе. Койот всем нам всё разрешал, в том-то и штука. «Мухлюй и трахайся, пей и пляши – главное, чтобы от всей души!»

Кажется, кто-то из сэйфти [13] В американском футболе – игроки последней линии защиты, обычно самые быстрые в команде. выколол эти слова на голени.

После того, как мы выиграли четыре матча подряд – после десяти дней без любви – весь город будто умом тронулся. Билетов стало не раздобыть. Мистер Боллард был счастлив по самые уши: болеть за «Дьяволов» вдруг начали все до единого парни в городе, кто хоть что-нибудь собой представляет, или когда-нибудь представлял, или мечтал стать хоть кем-нибудь в будущем, которому никогда не настать. Мы собирались одолеть «Буревестников». Об этом начали говорить на людях. Шестикратным чемпионам штата, в этом году им уж точно не сыграть против нас так же, как в прошлые! Однако все эти прошлые годы остались для нас позади, а впереди имелся один только наш парень, бегущий так, будто на спине у него целое небо. Мистер Боллард раздобыл для команды и новую форму, и новые шлемы, и новые стойки ворот – все самого красного цвета, какой только сыщешь. Только светящихся рогов, которыми долгие годы щеголял мистер Боллард, никто в городе не носил. Все украсили головы небольшими мохнатыми ушами койота – не знаю уж, где и достали, но как-то, в одну из пятниц, эти уши появились повсюду, и каждую пятницу после маячили со всех сторон. А когда Койот приносил команде очередное очко, на трибунах выли так, точно луна взошла в небо только для них одних. Некоторые из чирлидерш обзавелись хвостами из фальшивого меха и вовсю ими вертели, скача да приплясывая у боковой, а их кукурузно-желтые юбки взлетали к самим небесам.

Однажды после того, как мы растоптали «Бульдогов» из Гринвилла со счетом 42:0, я увидела Койота под трибунами, в том самом тайном убежище из досок, стальных опор, мрака и скомканных леденечных оберток, в компании Майка Хэллорана (кикер [14] В американском футболе – игрок, специализирующийся на ударах по мячу ногой. , № 14) и Джастина Остера (уайд ресивер [15] В американском футболе – игрок, специализирующийся на приеме паса. , № 11). Шлемы они поснимали, форма в лучах сочащегося сквозь щели меж досками света прожекторов сверкала, как чистое золото. Избавившийся и от футболки, Койот стоял, прислонившись к опоре, дымил сигаретой – да, на это стоило полюбоваться!

– Кончай, кью-би, – скулил Джастин, – я никогда еще никого не бил. И ссориться не хочу. И, это, Майк, с Джесси я ни разу не трахался, трепался только. Однажды, в девятом классе еще, она сиську мне показала, так тогда там и смотреть было не на что. И не выпивал я никогда в жизни – только раз пива попробовал, и не курил, потому что у папки эмфизема легких!

На это Койот попросту усмехнулся – с обычным дружелюбием, будто бы говоря: «Не боись, чувак, не боись!»

– Не попробуешь – не узнаешь, – рассудительно сказал он. – Слово даю: на душе сразу же полегчает.

– Хрен тебе, Остер! – зарычал в ответ Хэллоран. – Я буду первым. Иначе нечестно: ты здоровее.

С этими словами он, не дожидаясь новых рассказов о том, чего Джастин Остер никогда в жизни не пробовал, врезал ему от души, и оба как друг на друга набросятся! Замелькали кулаки, зазвучали глухие шлепки ударов, брызнула кровь. Минуты не прошло, как оба рухнули наземь, в лужи пролитой колы, в грязь, не просохшую после недельной давности ливня, и покатились клубком, вцепившись один другому в волосы и кусаясь, так что и дракой всего этого не назвать. Я задержалась там еще ненадолго, а Койот, затянувшись табачным дымком, оторвал взгляд от дерущихся и взглянул на меня.

«Глянь-ка, сестренка, как стараются», – прозвучал в ушах его шепот, однако губы Койота даже не шевельнулись, только глаза по-собачьи поблескивали в полутьме.

Перед Балом выпускников нам все чуть не испортил Ла-Грейндж. То есть «Ковбои» из Ла-Грейнджа. Их кью-би – о, это было нечто! Весь из себя цветущий блондин, скромный, застенчивый здоровяк с квадратной челюстью и рукой такой верной, будто кто-то оптический прицел на нее навесил. Бобби Жао, № 9, 300 фунтов в жиме лежа, мать – Мисс Масляный Фестиваль тысяча девятьсот лохматого года, отец – владелец сети из семи ресторанчиков (пирожный король Юга!), плюс удивительно талантливо, задушевно играет блюграсс на гитаре. Все колледжи уже выстроились к этому парню в очередь с букетами гвоздик и шоколадками, а мы ненавидели его так, точно сами, только на этой неделе, сотворили ненависть в школьной лаборатории и сберегли для особого случая. То есть для Бобби Жао с его утырочной хипстерско-крунерской [16] Крунер – исполнитель песен (особенно кантри) в задушевной, «мурлычущей» манере. соломенной шляпой. Только Койот им себе голову не забивал.

– Скажи, что ты с ним делать-то собираешься? – запальчиво спрашивали парни.

А Койот только сплюнул на асфальт автостоянки и говорит:

– Видал я этих «Ковбоев».

Там, куда он сплюнул, на глазах у всей линии атаки заблестели странные кристаллики – уж Джимми Мозер (сэйфти, № 17) точно должен был видеть такие же в трейлере своего дядюшки возле Сорокового шоссе, но я – вы ж меня знаете – не сказала ни слова. Впрочем, парни к ним не приглядывались. Вместо этого почесали в затылках и хором затянули свой племенной клич, вопрос-ответ: